Зачистка территории

России, где жила-была такая женщина Ася. Павел потом долго и часто вспоминал эту Асю, пытаясь понять, оттуда вдруг взялась у них эта невероятная и непреодолимая тяга друг к другу. Их соединила какая-то древняя и мощная сила, инстинкт, какие-то невероятно прочные невидимые нити – он не поверил бы, если бы не ощутил их и не испытал лично не себе. При всей его профессиональной памяти, в этой странной истории имели место некоторые выпадения. Ася ему понравилась мгновенно – с первого взгляда. Он только потом вспомнил, что когда они совершенно случайно встретились с Асей в каком-то магазинчике на рынке, в тот самый момент, когда она расплачивалась с продавцом, он заметил у нее на пальце новенькое обручальное кольцо, а потом – словно случился фокус – когда они заговорили, кольца на руке вдруг не стало. И мысль была такая у Павла, что это просто ему показалось, и как хорошо, что нет этой проблемы. И потом еще, когда они пришли к ней домой, она попросила его присесть на минутку в прихожей, а сама пошла в комнату, чтобы якобы прибраться. Но вначале он все-таки заглянул туда буквально на три секунды и сразу же увидел на полке в серванте обложку альбома "Наша свадьба". И еще что-то такое в квартире было, что указывало, что мужчина тут либо постоянно проживает или же не так давно обитался: например, в шкафчике в ванной лежала новая бритва "Жиллетт", гель для бритья и мужской дезодорант, а на полочке стояли две зубные щетки. Но в тот момент это ничего не меняло: когда Ася вернулась из комнаты, там же в прихожей они с Павлом буквально впились друг в друга. Потом лежали рядом, полураздетые, на полу, тяжело дыша, в поту, и тут на Павла внезапно обрушилась нестерпимая чудовищная жажда. И он захотел не просто пить, а немедленно и много холодного пива. Просто до смерти захотел. А пить дома было нечего, разве что пахнущую хлоркой воду из-под крана, и Павлу, хотя ему и было нестерпимо лень, пришлось одеться и идти в магазин. Он прямо в шортах и в домашних шлепанцах на босу ногу поперся не через сквер, где именно в этот день по какой-то причине была раскопана траншея, а мимо гаражей.

Было еще даже не слишком поздно – часов около десяти, но уже очень по южному темно и ни одного человека вокруг не наблюдалось.

Павел проходил мимо какого-то гаражного закоулка, когда услышал будто бы слабый стон или всхлип, и вначале подумал, что наверно молодежь трахается, но что-то его все-таки остановило: уж больно место для этого дела было вонючее, и он все-таки вернулся, подумав, что, может быть, мало ли кому-то плохо, всунулся в тупичок и даже не успел ужаснуться. На него почти мгновенно кинулся какой-то человек, как будто зверь или оборотень, с большим ножом в вытянутой вперед руке. Павлу хорошо запомнилось лезвие – блестящее, широкое, из хорошей стали. Просто замечательный нож! И еще осталось впечатление: огромные от ужаса глаза девочки лет тринадцати, лежащей на земле с заклеенным коричневой упаковочной лентой ртом, и тут же глаза зверя, и мгновенная странная мысль тогда же проскочила в голове: "В шлепках-то как неудобно и стекла много – можно ногу порезать, если соскочат!" – когда он автоматически развернув корпус, уклонился от удара, предплечьем левой руки отбил руку с ножом, ударил зверя костяшками пальцев правой в горло, добавил коленом в пах, а затем, с хрустом заломил ему руку назад. Вывернув нож, он перехватил теплую потную рукоятку и со всей силы вбил лезвие зверю в темя, как в тыкву

– с треском, – аж рука занемела. Тот сразу упал лицом вниз, а ноги его еще секунд с десять мелко тряслись и елозили по земле. У Павла даже страшная мысль возникла: вдруг вскочит, как вампир из фильма ужасов, поэтому он стоял наготове. Потом, на всякий случай, наклонился, пощупал пульс на шее. Не было никакого пульса. Не вынимая ножа, какой-то тряпкой обтер рукоятку, распрямился, шагнул к девочке – получилось, что против света фонаря – как ангел в сиянии, с треском оторвал со рта скотч, освободил ей руки. Девочку колотило, сказать она ничего не могла. Даже не кричала – горло было перехвачено спазмом. Из лица ее только два огромных влажных глаза и запомнил Павел. Сейчас бы, наверно, и не узнал бы ее.