Зачистка территории

– Приехал тут один парнишка из Чечни, как выпьет стакан – так сразу нарывается на скандал, а если начнут его увещевать, то сразу вопит: "А ты в Чечне был? А я был!" – и чуть ли не слезу из себя давит.

Павел на это сказал безразлично:

– Видал я таких: один раз на боевые сходит, вытаскиваешь его в соплях и в слезах, а потом он уже – геройский ветеран, пулеметчик разведроты! И начинает скулить. Выжил – живи, радуйся, тебя Бог отметил!

Тут он пропал не в бровь, а в глаз, хотя Сережа Егоров, впрочем, таким сопливым ветераном вовсе не был.

Глава6. Наводчик

Вся действительно реальная, настоящая война, на которой был

Сережа Егоров, заняла по сути дела один день. Впрочем, он считал, что и этого было немало. Дед его воевал в пехоте, в окопах, и продержался там до первого и последнего ранения всего двенадцать дней непрерывных боев и считал, что очень долго. Хотя, конечно, были люди, продержавшиеся на передовой и гораздо дольше. Но много было и таких, что и куда как меньше.

История Егорова для этой последней войны была самая что ни на есть обыкновенная: колонна, в которой шел и БТР, где наводчиком-оператором был Сережа Егоров, попала в засаду. Народ в основном сидел на броне, а он – за пулеметами в своей башне – на подвесном сиденье. Перед этим рейдом он очень устал – чуть не один перетаскал весь боезапас к пулеметам – особенно тяжелые были коробки к КПВТ (крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый), полный комплект которого составлял 500 патронов, немало весил и боезапас к танковому пулемету Калашникова, хотя пулемет, по неизвестной причине, чуть не сразу в самом начале боя заело. Тогда Егоров начал, давя на электроспуск, стрелять из КПВТ. Огненная струя пуль МДЗ

(мгновенного действия зажигательные), которыми был укомплектован почти весь боекомплект, снесла дерево и, заодно, голову одного из боевиков, спускающихся к дороге. Потом попал еще в одного – того тоже разорвало в клочья. Дальше Егоров помнил плохо. Он стрелял и стрелял. Потом то ли заело, то ли кончилась коробка. Потом стрелял уже из своего автомата. Никого в "бэтре" кроме него не было. Все куда-то делись. Было дымно. Ужасное ощущение одиночества все это время сжимало ему сердце.

Он стрелял до последнего патрона, не высовывая голову, а только выставив руку с автоматом через верхний люк и поливая во все стороны, чтобы "чехи" не могли подойти, а когда внезапно кончились патроны, его, все еще нажимающего на курок, выволокли оттуда, как щенка за шкирку, лупя ногами; разбили в кровь лицо, и в ухо попало до звона, связали руки за спиной и почти оглушенного погнали куда-то сквозь лес. Какое-то время он ощущал себя неким ритуальным животным, которое ведут резать на жертвенный камень. Возможно, он действительно и был нужен им для какого-то неизвестного ужасного действа. Может быть, кому-то нужно было публично перерезать горло русскому солдату и умыть руки его кровью. Может быть, так здесь было принято. Вот она – реальная война, это тебе не учения, а это когда тебя волокут злые люди в лес – резать. На короткой остановке ему еще сильней – до боли – веревкой стянули руки уже спереди, чтобы он мог сам подниматься с земли, и идущий перед ним боевик взял один конец веревки себе. Мимоходом он больно ударил солдата кулаком в грудь, и нательный крестик, вставший боком и впившись в грудину, вдруг напомнил Егорову о себе. "Отче наш, иже еси на небесех. Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя яко на земле так и на небе…" – вспомнил и забормотал Егоров. И еще позже:

"Господи! Спаси меня, сохрани и помилуй! Я буду вечный Твой раб, и сделаю все, что Ты мне прикажешь!" Рывок веревки – вперед!

Шли цепочкой через лиственный лес. Так продолжалось довольно долго – может быть, три или даже четыре часа – длинных, как годы, когда вдруг, то ли запнувшись, то ли от рывка веревки, Егоров рухнул ничком в траву, и в это время словно мгновенный шквал пронесся над его головой, и тут же все смолкло.

Какое-то время он лежал лицом вниз, наблюдая жука, ползущего по травинке. Затем его рывком повернули лицом к свету, и он увидел над собой потное оскаленное лицо в защитной раскраске, и спецназовец непонятного звания и рода войск, спросил Егорова: "Ну, чего, брат, живой?" У него были кожаные перчатки без пальцев – как у водителей – и в руке он держал нож с матовым антибликовым покрытием. Веревка, стягивавшая Егорову руки, была мгновенно разрезана, и тут же заболели и закололи онемевшие пальцы.

Всего спецназовцев было четверо, из них у двоих были автоматы, а у двух других – "винторезы" – специальные снайперские винтовки. Эти двое снайперов стояли, держа оружие наизготовку, оглядывая в оптику окружающую местность, а другие быстро обыскивали лежащие трупы.