Зачёт по выживанию

Семен всмотрелся в направление, в котором, по мнению Алены, кто-то с кем-то дрался и кто-то звал на помощь. И увидел в небе за ягодной поляной знакомые трапециевидные силуэты. Те взлетали над деревьями и пикировали с высоты вниз.

– Наши птички со скалы прилетели! – сказал он. – Они, помнится, и нас примерно сюда гнали. Предлагаю пойти посмотреть.

– Пошли, – неожиданно согласилась Настя. – Ты, Алена, оставайся здесь, и постарайтесь купол поставить.

Через просеку и по ягодной поляне они промчались бегом, правда, старались бежать по своим следам, чтобы, не дай бог, не нарваться на какую неприятность. А достигнув небольшой рощицы, из-за которой доносились грозное рычание и мерзкие скрипящие крики птичек, стали приближаться к месту схватки осторожно.

За рощицей была поляна, поросшая густой и высокой травой. Вот на кого-то в этой траве и набрасывались всей стаей их старые недобрые знакомые. Те самые, что первыми в этом мире попытались их сожрать.

– Бей наверняка! – приказала Настя.

Семка едва не ввернул кое-что про доброту, о которой она недавно твердила, но счел разумным промолчать и ударил жгутом пара, как не столь давно ударил по падавшей им на головы льдине. Ну и промахнулся. Зато Настя на лету схватила одну из летающих образин, и та, застряв на мгновение в воздухе, рухнула на землю. Семка, поняв, что с такого расстояния его копье в летающую цель вряд ли попадет, решил сменить тактику, действовать не столь стремительно, зато наверняка.

Над травой потекли струи тумана, стали подниматься вверх облаком. Птиц это сбило с толку, они прекратили пикировать, закружились над облаком. А облако вдруг разорвалось на сотни клубов, каждый сжался до размера снежка и взорвался тысячами ледяных игл. Если телам и головам летающих тварей они особого вреда не смогли причинить, то их тонкие кожистые перепонки, служившие крыльями, оказались продырявленными буквально в решето. Вся стая начала сваливаться вниз, но похоже, большинство из них, еще не упав на землю, оказались раздавленными Настиными ежовыми рукавицами.

– Подойдем? – спросил Семка отчего-то охрипнувшим голосом.

– Подойдем, – кивнула Настя. – Очень осторожно.

По пути им пришлось обойти вырытый кем-то довольно большим подземный ход и добить одну поверженную, но все еще трепыхающуюся тварь с изорванными в лоскутья перепонками.

Дошли до места, где трава была смята, а земля истерзана когтями. Но сразу ничего не увидели.

– Да где же он? – спросил Семка.

– Не он, а она.

– Ты откуда…

– Знаю. Пока не спрашивай. Вон она!

– Не вижу. Теперь вижу.

Зверь лежал на боку, и окраска его шкуры сливалась с фоном. А тут он начал светлеть, а затем и просто белеть, пока не сделался белым как снег. Получилось на сугроб похоже. Сугроб, окропленный во многих местах кровью.

Белый зверь поднял голову, посмотрел на них так, что у Семена слезы на глаза навернулись, потому что читалась во взгляде смертная тоска. Он проглотил подступивший к горлу комок.

– Кхм. На медведя похож.

– На медведицу.

– Или на огромную собаку. Зовет, кажется?

– Зовет.

– Не подходи, Настя, вдруг…

– Я не могу не подойти. Я пообещала.

Настя шагнула вперед, Семен на негнущихся ногах зашагал рядом. Подошли прямо к голове, Настя в полушаге от пасти остановилась. Зверь вновь глянул на них и вновь от этого почти человеческого взгляда Семену захотелось плакать. Голова бессильно упала, но передняя лапа зашевелилась, медведица провела ею по своему животу.

У Семена не хватило духу спросить, с кем и о чем она говорит. А медведица, уже не поднимая головы, приоткрыла глаз, и из него скатилась слеза. По ее большому телу прокатилась дрожь, она вытянулась и замерла. Семка решил, что это уже все, что зверь, который позвал их на помощь, несмотря на эту помощь, погиб. Но тут лапа, прижатая к животу, шевельнулась.

– Она еще жива, – удивился вслух Семка.

– Хорошо, – непонятно произнесла Настя. – Я обещаю.

– Не она, а он, – опять как-то невпопад и непонятно ответила Настя. – А она умерла.

Настя присела возле живота медведицы и отодвинула ее лапу. Почти сразу из складки на животе на свет появилась мордочка крохотного белого щенка. Или все же медвежонка? Щенок-медвежонок замер и стал смотреть Насте прямо в глаза. Они очень долго играли в эти непонятные Семке гляделки, но наконец эта страшноватая игра закончилась. Медвежонок окончательно выбрался из сумки, где, видимо, жил и не тужил до последнего часа и заскулил, словно заплакал. Настя взяла его на руки и поднялась.

– Ого, какой крупненький, – просипел еле сдерживающий слезы Семен. – Пока у тебя на руках не оказался, вроде совсем малышом выглядел.

По щекам Насти текли слезы, а руки были заняты, и утереть их не получалось. Семка потянулся к этим мокрым дорожкам рукой, чего-то вдруг устыдился и высушил слезы так, как умел только он – подул на них теплым ветерком.

– Спасибо, – сказала Настя.

– Не за что, – буркнул не слишком вежливо Семка. – И что мы станем делать с этим сыном полка?

– Воспитывать. Пошли в стойбище.

– Подожди. Не знаю почему, но я не могу его… ее, то есть просто так оставить. Нужно похоронить.

– Как?