Старая канализация не справлялась с нагрузкой, под полом постоянно плескалась вода, по стенам ползали мокрицы, все вещи мгновенно покрывались плесенью. Иногда канализация отказывала окончательно и вода поднималась над полом. Просыпаешься, а у самого лица пенится и о чем–то бормочет тухлая жидкость, по которой весело плавают ботинки, отчаянные крысы и нечистоты.
В дни наводнений здоровая часть отряда передвигалась по бараку на манер кенгуру по расставленным во всю длину коридора табуреткам. Зэкам с ограниченным числом конечностей приходилось трудней. Отряд состоял из 104 осужденных, две трети которых имели вторую или первую группу инвалидности, одноногих и одноруких было больше половины…
Да, помотало меня по местам удивительным. Я еще в зоне попытался выразить свои чувства аллегорически:
«…И был день, и было утро. И была поляна, поросшая изумрудной травой и прекрасными, как в сказке, цветами.
И с гулом и треском выполз на поляну ужасный механизм — чумазый, воняющий соляркой, ржавчиной и смертью. И, заунывно ворча, ползла машина по сказочной поляне, вминая и перемалывая траву и цветы. И оставалась за машиной искалеченная земля, в которой виднелись лепестки красных роз, как капельки крови.
И выползла вторая машина, такая же тупая и мерзкая, и, дребезжа металлическими суставами, начала вываливать на убитую землю серый пласт бетона. И так ходили машины друг за другом, а потом уползали в другое место, и вместо поляны с цветами вызревала на боку планеты Земля плоская серая лепешка шершавого бетона.
И вышла стая людей в защитного цвета форме, на плечах их краснели увядшие лепестки, как зловещее предупреждение, как долгий намек. Стая окружила бетонный круг, выползли другие люди — в бесформенных комбинезонах — и каждый нес щит, который устанавливал в определенном месте. На щитах были надписи, «Столовая», «Больница», «ПКТ», «ШИЗО», «Рабочая зона», «Жилая зона»…
И захрипел железный, бесцветный голос, отдавая команды. И серые люди потащились колоннами из одного конца плаца в другой. Они шли гуськом, в затылок друг другу, волоча ноги по бетону с шуршанием, которое издавать могли только полчища тараканов. И, если смотреть сверху, напоминали кишку, которая сжимается и разжимается, пульсирует, перетекая сама в себе, глотая сама себя и выплевывая. Только в сторону столовой колебание кишки ускорялось.
И был день, и был вечер. И металлический голос сказал что–то, и вспыхнули прожектора, высвечивая ржавую проволоку и серую лепешку плаца…»
На шмоне тетрадку отобрали, отдали в оперчасть. Вскоре я получил 15 суток ШИЗО (штрафного изолятора — бетонной клетки с налитой на пол водой, пристегнутой на весь день к стене шконкой и пониженным питанием). И после этого любая моя попытка нечто писать вызывала настороженное внимание стукачей и режимников.
Еще тогда я задумал после освобождения написать книгу о зоне и назвать ее: «Болото №…». Но как–то не дошли руки. Да и слишком много появилось в печати книг на эту тему.
Каждая планета имеет свой цвет. Марс, например, красный, Венера — желтоватая. Нашу Землю принято считать голубой. Такой цвет придает ей обилие воды. Однако, помимо пяти мировых материков, известных каждому как Евразия, Америка, Африка, Австралия и Антарктида, есть на планете и шестой. И он вовсе не голубой, а грязно–зеленый. Ведь именно так на карте окрашены болота и топи.