Пронизанное звездной сетью небо смотрело на землю, что раскинулась под его крылом, внимательными глазами ночных светил. Серебристая Элма* и золотистый Кроук* освещали пейзаж, окрашивая его в разные тона серого. Но стоящий на берегу озера мужчина прекрасно различал истинные цвета окружения. Зрение аше-ара, идеальное в любое время суток, не нуждалось в дополнительных источниках света. Словно белое изваяние в черных одеждах, он молча смотрел, как плещется в воде киприн, высекая из нее фонтаны сверкающих брызг. Летающий ящер, подчиненный воле хозяина, был заклеймен его магическим символом – подписью, которую невозможно подделать. Если бы крылатая рептилия разбиралась в законах белолицей расы, она бы с гордостью носила на своем лбу этот знак, ведь его наличие означало не только принадлежность хозяину, но и покровительство оного.
Кир-Кули задумчиво наблюдал, как резвится его живая собственность, размахивая мокрыми крыльями и шлепая длинным хвостом по воде. В обрамлении дорожек, отбрасываемых светилами на поверхность озера, эта картина выглядела весьма живописно. Существо, порожденное диким миром… взрослое существо. Но сколько детского восторга было в его поведении! Обычное безразличие и слепое подчинение исчезли без следа, выпустив на волю истинную сущность зверя. Он был завораживающе красив и забавен одновременно. А еще это крылатое чудо органично вписывалось в местный пейзаж, чего нельзя было сказать о его владельце.
Аше-ары, разбросанные по разным мирам, не являлись частью ни одного из них. Если верить легендам, когда-то давно у них была своя планета. Слишком давно даже для долгожителей Тайлаари. Но где-то в глубине души, в самой потаенной ее части пряталась тоска по некогда потерянному дому – единому для целой расы. Быть может, именно из-за этого белолицые наемники выращивали шарту и носили их с собой, заключив в перстне? Так это или нет, пытались понять многие, но мысли стоящего на берегу эйсарда сейчас были заняты совсем другим. Он ждал…
Ждал тех, кому мог не только приказывать, но и доверять. И пусть причиной этого доверия были сломленная воля и полное подчинение, Кир-Кули предпочитал их фальшивой преданности своих соратников. Особенно когда дело касалось личных интересов. Они появились в назначенный срок: маленькая птаха с тонким игловидным клювом и юркая серо-зеленая змея. Облетев высокую мужскую фигуру, птица опустилась на ветку ближайшего дерева и, чуть склонив набок голову, тихо курлыкнула. А гибкая лента с черными бусинами глаз скользнула к ногам эйсарда, обвилась вокруг них кольцом и замерла. Мужчина не произнес ни слова, он даже не посмотрел на своих идеальных шпионов, лишь уголок его белых губ чуть дернулся, выдавая слабый намек на улыбку.
Эти трое общались с помощью телепатии. Аше-ар мог читать память животных и видеть их глазами: верхний город с высоты птичьего полета и нижний из переплетений подземных ходов. Азор не помнил, какие по счету лазутчики находились сейчас перед ним. Кого-то подстрелили местные жители, другие стали жертвой изощренных ловушек или попались под горячую руку наместника. Представители местной фауны, регулярно засылаемые в Неронг эйсардом, пропадали один за другим, и на смену им приходили новые. Животные были пешками в игре мага жизни, поработившего их разум. Но на них не стояло его личное клеймо, как на лбу киприна, и единственное, что ему было нужно от этих несчастных созданий, – информация о девушке, чей образ Кир-Кули буквально врезал в их мысли. Птица и змея больше не были прежними, они превратились в управляемые машины из плоти и крови.
Азор стоял на берегу и с отсутствующим видом смотрел вперед, его прозрачно-голубые глаза ничего не выражали. Устремленный на ящера взгляд на самом деле был обращен на картины, запечатленные в головах вновь прибывших. Длинная белая челка скользила по окаменевшему лицу аше-ара, подчиняясь порывам разыгравшегося ветра. Мужчина, погруженный в телепатический транс, не шевелился. Замерли, как искусные чучела, и его шпионы. Притих даже киприн, лишь шуршание темной листвы да шелест черной, украшенной металлическими нашивками ткани свидетельствовали о том, что жизнь здесь идет своим чередом.