На самом же деле дела обстояли так. Несомненно, пребывание в звериной шкуре наложило свой отпечаток на психику обращенных, добавило в характер нечеловеческих черт и сильно подкорректировало поведение далеко не в лучшую сторону, но так и не вытравило из памяти прошлую жизнь. Ту, в которой им больше не было места. Маленькие и беззащитные, они искали убежища хоть где-то. Мало кто из бывших родственников взял на себя обязанность ухаживать за жертвами колдовского кнута. В основном новоявленного мума гнали со двора, не забывая поливать ругательствами, а иногда и помоями, приговаривая, что сам, мол, виноват, раз так подставился. Любовью к животным, которые не годились на ужин, жители славного города Неронга не страдали. Хотя в любых правилах встречались исключения. Те же, кто в ряды исключений не попал, рано или поздно находили скромный приют на заднем дворе публичного дома, где уже успели обосноваться их товарищи по несчастью.
Ариландина, заманивая к себе «вдов», чьи мужья перестали быть людьми, позволила женщинам оставлять мумов при себе. Это было выгодно всем: хозяйка получала новых девочек в свой штат, их четвероногие благоверные – объедки с барского стола. А жены? Что ж… поначалу они навещали заколдованных супругов, да только прикасаться к грязным скулящим созданиям все чаще брезговали. Потом женщины приходили, чтобы отчитать мумов за свои неудачи, за ту жизнь, на которую их обрекла безответственность мужчин, и за все остальное, к чему мохнатые создания не имели никакого отношения. В конечном итоге о них и вовсе забывали, а грязные и никому не нужные полукрысы-полупсы продолжали коротать свои дни во дворе, надоедая всем бесконечной возней и попытками что-то сказать. Естественно, никто не пытался их выслушать. Зачем? Достаточно и того, что Ариландина, добрейшей души человек, не выгоняла их за ворота. Зато на мохнатой братии отыгрывался ее управляющий. С садистской ухмылочкой припечатав древком очередную лохматую особь, он взмахнул метлой, ловко перевернул ее в воздухе и поднял с земли облако пыли, осевшее на глаза уползающей жертвы.
– Стоя-я-ять, скотина, – протянул мучитель, поддев носком красного сапога бьющегося в болезненных конвульсиях зверька.
Мум тихо пискнул и, продолжая сотрясаться, начал елозить передними лапами по собственной морде, пытаясь прочистить глаза. Полюбовавшись этой картиной, толстяк угрожающе махнул своим пыточным орудием в сторону перепуганной стайки животных, которые сбились в кучу и, толкая друг друга, пятились к сараю, но при этом не забывали грозно рычать и материться, вот только разобрать их причудливую речь было практически невозможно. Особенно если и не пытаться. Две вызывающе одетые девицы хохотали, наблюдая эту сцену из окна второго этажа. Повар с посыльным, который давно уже должен был отправиться с поручением к портному, делали ставки на то, чем закончится воспитательный процесс для несчастного мума. А в темном и не очень-то опрятном закоулке, выходящем на боковую улицу, среди сваленного в кучу хлама лежала большая серая собака и смотрела на происходящее задумчивыми красными глазами.
– Ну-ка, марш работать! – гаркнул рыжий, хмуря кустистые брови.
Хохотуньи исчезли, тихонько прикрыв ставни, а любители азартных игр шустро разбежались по своим делам, так и не выяснив, кто из них сорвал куш. Зверь, поколоченный за то, что оказался не в том месте не в тот час, отползал к своим, продолжая время от времени тыкать короткими лапами в острую мордочку, на которой бешено моргали заляпанные грязью веки.
– И чтоб я вас больше тут не видел, уроды-перевертыш-ш-ши, – шипел О, потрясая метлой. Он грозно хмурился и сверкал глазами, хотя уговаривать перепуганный зверинец не требовалось. Животные беспомощно жались к стенам, стремясь спрятаться. – Сегодня останетесь без жратвы! И так разжирели за чужой счет!
– Толстый, опять ты беснуешься без причины? – с печальным вздохом произнесла Ариландина. Она открыла дверь и застыла на пороге, не желая выходить на крыльцо.
– Кто? Я?! – возмутился управляющий и гордо вскинул свой пятислойный подбородок. Его уши вытянулись в струнку, а маленькие черные глазки спрятались в тени кустистых бровей. – Да я навожу порядок в том свинарнике, который устроили твои питомцы! Они…
– … не мои питомцы, – перебила разошедшегося оратора хозяйка, скривив ярко накрашенные губы. – И не рассказывай, пожалуйста, что вон та затравленная мелюзга, – женщина кивнула в сторону притихшей своры, – сорвала твои грандиозные планы по наведению чистоты. Опять ты отыгрывался на бедных зверушках! – «Бедные зверушки» хором заскулили, почуяв поддержку. – Цыц! – Под тяжелым взором ее карих глаз выражать согласие мумам расхотелось, и они так же слаженно заткнулись.
– Ари, – О сменил тактику и теперь говорил тоном усталого благодетеля, – я восхищаюсь твоей сердобольностью, но пойми, наличие блохастых тварей на заднем дворе нашего заведения клиентов не прибавит.