Он ее пожалел, не стал убивать. Наигрался вдоволь с ее телом и рассудком. Ошибся. Расслабился. Серьезнейшая ошибка в его жизни.
Но кто мог подумать, что она после всего этого сможет убежать? Маленькая дрянь.
Да, она теперь чокнутая, но где-то там, в темных закоулках своего сознания, она его знает. Знает его имя. Знает его голос. Знает звук его шагов.
Однажды она вспомнит все и выдаст его.
Пока она была в госпитале, не страшно. Кто поверит сумасшедшей?
Но теперь она идет на поправку, так говорят в городе. Она разговаривает с людьми. Особенно с той рыжей ведьмочкой, Самантой Джонс.
Ему надо убить Шерри Каннаган. Он убил Саманту Джонс, а теперь убьет Шерри Каннаган.
Правда, Саманта Джонс выжила, этот придурок с Холма спас ее. Значит, надо еще раз убить Саманту Джонс. А потом Шерри Каннаган. Смешно: обеих он убьет по два раза.
Шерри должна замолчать навсегда. А эта рыжая сучка умрет, потому что связалась с ненормальным доктором.
Надо убить… убить… убить…
Пока голос еще не окреп, но когда он окрепнет и станет звучать в мозгу, как набат, когда луна станет большой, круглой и серебряной, когда ночи будут холодными и долгими — тогда он убьет их.
8
Рональд сидел возле Саманты, пока она не заснула, а когда ее дыхание стало ровным и глубоким, почти бежал из комнаты.
Звук его шагов был единственным звуком в спящем замке. Рональд торопливо шел по темным коридорам, не освещенным ни единым лучом света. Он знал этот дом наизусть, мот ходить в полной темноте, мог даже не думать, куда ставит ногу…
Перед ним во тьме плыл образ Саманты. Рассыпавшиеся по подушке рыжие волосы. Бледное личико, темные ресницы. Она спала в его футболке, и почему-то это особенно возбуждало его.
С Белиндой все было иначе. Белинда делала его сильным, спокойным и уверенным в себе. Обретя Белинду, он словно обрел свою вторую половину.
Саманта выбивала почву из-под ног. Саманта зажигала огонь в крови. Саманта вызывала смятение чувств, будила позабытые желания и страсти, влекла к себе, притягивала, словно магнитом.
Она заставила его вспомнить, что он мужчина.
И что ему теперь с этим делать?
Как ему жить с ней под одной крышей, видеть ее каждый день — и знать, что он не имеет права коснуться ее, поцеловать, прижать к себе? Не имебт права забыть обо всем, кроме огня в крови, кроме страстного желания обладать этой женщиной?
Ночь за ночью без сна. День за днем в муках.
— Рон!!!
Это был крик испуганного ребенка, вопль о помощи, и Рональд ринулся обратно, сквозь анфиладу комнат. Ворвался в комнату для гостей, увидел заплаканное, перепуганное лицо, с размаху кинулся на колени перед кроватью, сжал ее руки в своих. Какая нежная кожа. Белая, словно светящаяся в темноте.
— Я здесь, Сэм, здесь, с тобой. Не бойся, все уже прошло.
Она почти упала обратно, но руку его не отпустила. Облизала пересохшие губы, попробовала лечь на правый бок, но охнула и поморщилась от боли.
— Больно!
— Дай, я посмотрю. Лежи спокойно.
— Слушаюсь, доктор.
Он призвал на помощь все свое мужество и осторожно приподнял футболку. Под ребрами у Саманты красовался роскошный синяк с ссадиной посередине.
— Видимо, это от ремня безопасности.
— Да… Я даже помню, как он врезался… Ох, как все болит.
— Где еще больно?
— Шею — немножко, ребра. Щеку щиплет… Да нет, все в порядке, правда. Сон плохой приснился.
Он решительно взбил подушки повыше, помог ей лечь. Саманта усмехнулась.
— Благодарю вас, доктор. Из вас вышла потрясающая сиделка.
— Да нет, с точки зрения врачебной этики я совершенно напрасно послушал пациента и притащил его к себе домой вместо того, чтобы отправить в госпиталь.
— Я не пациент, а жертва дорожной аварии, а ты меня спас. Полагаю, клятву Гиппократа ты тем самым исполнил.
У Рональда Гранта были серьезные сомнения на сей счет. Гиппократ бы его, возможно, и одобрил, но вот Лесли Доил, миссис Каннаган, инспектор Бодд и еще пара тысяч человек — вряд ли.
Саманта вытянула ноги под одеялом, слегка потянулась всем телом.
— Когда в этой кровати спали в последний раз?
— Давным-давно.
— Надо почаще приглашать сюда людей. Знакомых, друзей, просто приятелей. Дому нужны люди. Хорошо, что ты решил переделать эту комнату. Здесь все просто вопит о необходимости алого, золотистого и жемчужного.
— Не слышу никаких криков.
На самом деле кричала в голос его собственная душа. И тело тоже. Он ввязался в игру, где ему заведомо придется проиграть.
— Пожалуй, дам тебе что-нибудь от бессонницы.
— Нет уж. Я не пью лекарства без крайней необходимости.
— Я тоже, а в доме нет ничего, кроме аспирина, но я имел в виду шерри.
— Шерри — это хорошо. Ох, шея моя…
— Давай помассирую.
Еще одна страшная ошибка. Он массировал ей шею и плечи уверенными и заученными сто лет назад движениями, а все тело закаменело. Особенно некая его часть. Возбуждение волнами гуляло по жилам, и в какой-то момент, когда рыжие локоны скользнули по его запястьям, Рональд резко остановился.
Саманта поинтересовалась, не поворачивая головы:
— Почему ты остановился?
— Я… я подумал, что пора нести шерри…