Зачарованные

Бросаюсь вперед, визжу, дерусь и пинаю чудовище. Но все бесполезно — мне не справиться со змеей. Рептилия проскальзывает мимо меня и погружается в израненную грудь юноши. Ее треугольная голова появляется вновь, держа в зубах мерцающий священный шар. Она впивается в него и поглощает целиком, загасив светящуюся в нем жизнь, как свечу.

Демон усмехается и тает в воздухе, но его образ навсегда останется в моей памяти. Я остаюсь наедине с моим растерзанным другом, который бездыханно лежит в моих объятиях.

Глава 9

Просыпаюсь с воплем, уткнувшись носом в подушку, которая и заглушает мой крик. Но боюсь, что Палома могла услышать меня. Что, если она придет проверить, все ли со мной в порядке? Пинком отбрасываю одеяло и сажусь, подтянувшись за невысокое деревянное изголовье. Я почти уверена, что сейчас бабушка появится в комнате и заставит меня выпить странный травяной настой. Но из-за двери доносятся обычные кухонные звуки текущей воды и шипящего на сковороде масла. Хлопает дверца холодильника. Для кого-то это обычные звуки повседневной жизни, но мне они известны лишь из фильмов и телевизионных шоу.

Что ни говори, а мы с Дженникой постоянно были в пути. Поэтому еда у меня ассоциируется с тем, что подают в самолетах, ресторанах и кафе разных стран, где требования к качеству порой не самые высокие. Наверное, только банкеты, которые порой заказывала та или иная студия, служили нам утешением.

Единственный раз, когда нашу жизнь можно было назвать хотя бы отдаленно «нормальной», случился, когда мне исполнилось двенадцать. Тогда мы остановились у Харлана. Однажды Дженника решила удивить нас и приготовить французские тосты. Но пока они поджаривались, мама отвлеклась, и в результате все сгорело. В доме сработала пожарная сигнализация. После того, как утихла суматоха, Харлан «погрузил» нас в машину и повез обедать в вегетарианский ресторанчик в Малибу.

Палома совсем не похожа на Дженнику. Насколько я могу судить, она прямо символ старорежимного мексиканского гостеприимства. В животе у меня бурчит, но я не двигаюсь с места, стараясь оттянуть этот момент.

Убираю со лба мокрые от испарины волосы и переодеваюсь в мягкий хлопковый халат, который Палома повесила на спинку стула. Ужас пережитого кошмара слишком свеж, и я даже страстно желаю больше никогда не видеть того юношу. Встаю на овечью шкуру радом с кроватью, и мои ступни утопают в мягком меху. Быстренько проделываю стандартный набор упражнений, потягиваясь и разминая тело. Когда я сплю на животе, у меня всегда затекает шея. Потом обхожу комнату, разглядывая обстановку: питье Паломы свалило меня так быстро, что я не успела осмотреться.

Старый деревянный стол и стул находятся у окна. Инициалы моего отца — «ДС» — глубоко врезаны в правый верхний угол столешницы. Из-за угловатых резких линий буквы кажутся греческими. Думаю, Джанго сидел здесь, делал домашние задания, болтал по телефону, обдумывал свое бегство в Лос-Анджелес. Но, как ни стараюсь представить себе его, у меня почти ничего не получается.

Какой он был — единственный сын Паломы, которому было настолько душно в этом городке, что он с детства мечтал, как унести отсюда ноги?

Замечаю его фотографию в рамке на комоде, она не помогает мне яснее представить отца, хотя в его лице уже заметны следы недовольства. Он одет в чистую отглаженную рубашку, волосы аккуратно подстрижены, но, если присмотреться, нетерпение во взгляде выдает его. Интересно, Палома тоже догадывалась о его состоянии? Или же, как большинство родителей, игнорировала неприятные вещи?

— На снимке ему шестнадцать, — с порога раздается голос Паломы.

Я невольно подскакиваю от неожиданности.

Несколько секунд я молча стою, уставившись на нее, прижав руку к колотящемуся сердцу. Потом осторожно ставлю фото на место, чувствуя странное ощущение вины. Палома неторопливо заходит в комнату.

— Я слышала, что ты проснулась.

Молчу, не знаю, что ответить. Она что, караулила за дверью?

— Точнее, я догадалась, — улыбается Палома. — А Джанго уехал вскоре после того, как было сделано фото. Иногда звонил, посылал открытки, но я больше уже никогда его не видела.

Она раздвигает легкие занавески, впуская в комнату единственный луч бледного света. Проследив за моим взглядом, бабушка поясняет:

— Это Ловец Снов.

Дотрагиваюсь до изящной безделушки, которая подвешена к оконной раме. Круглый сетчатый центр с отверстием посредине покрыт орнаментом из цветных нитей и бусин, края украшены замшевой бахромой и перышками.

— Ты знаешь, что такое Ловец Снов? — Темные глаза Паломы, напоминающие землю после ливня, поблескивают.

Отрицательно мотаю головой и машинально почесываю руку, хотя она и не чешется, — нервная привычка у меня с детства.