Зачарованное паломничество

И снова замолчал. Слабое дыхание продолжалось. Дважды Джиб был почти уверен, что оно прекратилось совсем, но оно все же возобновлялось.

— Джиб?

— Да.

— Оставь меня здесь. Когда все будет кончено, оставь меня здесь.

Джиб не ответил. Тишина сгущалась. Слабое дыхание продолжалось.

Потом:

— Загороди вход в пещеру. Сделаешь?

— Да.

— Не хочу, чтобы волки…

Он не кончил предложения. Джиб продолжал сидеть у постели. Один раз он подошел ко входу и выглянул. Солнце уже прошло зенит и начало склоняться к западу. Отсюда, с высоты, была видна та часть Болот, откуда он сегодня пришел. Было видно пространство почти до реки.

Джиб повернулся и продолжил свое бдение. Он пытался думать о чем-нибудь и обнаружил, что не может. Слишком о многом нужно было думать. Он не мог разобраться в своих мыслях.

Некоторое время он просто сидел, не следя за отшельником. Взглянув вновь на старика, он не обнаружил дыхания. Джиб подождал, помня, что так уже было несколько раз. Но время шло, а волосы на губе не шевелились, не было никаких признаков жизни. Джиб прижал ухо к груди отшельника и не услышал биения сердца. Он поднял веко старика: на него смотрел остекленевший взгляд.

Отшельник умер. Но Джиб продолжал сидеть рядом с ним, как будто его присутствие могло отменить смерть. Теперь он мог думать. Мог ли он что-либо сделать? Он с ужасом понимал, что не дал умирающему даже воды. Он предлагал, но отшельник отказался. Может быть, следовало все же принести воды? Оказать какую-нибудь помощь? Но к кому можно было обратиться за помощью? Кто смог бы помочь? К тому же, он не мог оставить умирающего в одиночестве.

Отшельник был стар и не боялся смерти. Может, смерть была для него желанной. Еще сегодня утром Друд удивлялся, что же получает отшельник от жизни? На этот вопрос так и нет ответа. Но, подумал, Джиб, что-то должно быть, иначе он бы не встретил смерть так просто.

Он вспомнил, что должен сделать многое, а уже вторая половина дня. Джиб сложил руки мертвеца на груди, закрыл одеялом лицо, потом отправился на поиски камней, которыми можно было бы завалить вход в пещеру.

7

Хол из Дуплистого Дерева перебрался через изгородь и оказался на поле. Он знал, что находится в безопасности. Самогонщик со своими сыновьями находился по другую сторону поля, а его собаки спали под накренившимся амбаром после ночной охоты.

Охота была долгой и, по-видимому, неудачной. Хол и Енот все это время просидели у своего дерева, прислушиваясь к ее звукам. Однажды собаки лаем обозначили, что загнали добычу на дерево, но енот, должно быть сумел уйти, потому что они скоро снова пошли по следу. Несколько раз слушатели видели огоньки: это самогонщик и его сыновья шли за собаками.

Урожай в этом году был хороший. Самогонщик и его семья не очень-то о нем заботились. Кукурузу боронили один только раз, и то лишь в самом начале роста, и в результате между рядами густо росли сорняки. Но початки висели тяжело, и их было больше, чем обычно.

Хол прошел пять или шесть рядов. Хотя особых признаков этого не было, он знал, что наружные ряды подверглись нападению енотов и белок. Потому-то Самогонщик и охотился на енотов, вернее он говорил, что охотится потому, чтобы защитить свое поле от набегов. Но шкуры енотов имели определенную ценность, их можно было продать. Самогон, шкуры енотов и свинина: продавая эти товары, семья умудрялась жить.

Хол быстро начал быстро обрывать початки, не желая задерживаться долго, выбирая лучшие, и бросал их в свой мешок.

На краю поля в солнечных лучах пели дрозды. В роще ореховых деревьев, в их золотистой листве, щебетали белки, занятые сбором урожая. Хол любил осень больше всех времен года. В эти тихие, рыжевато-золотистые дни, дни тепла и туманной дымки, земля давала плоды, и можно било ощутить в природе чувство глубокого удовлетворения после периода роста. Это была передышка между холодом и теплом. Он знал, что в этом году у него будут хорошие запасы на зиму. Зерно, сушеные ягоды, хороший запас орехов, кореньев и семян. В ближайшие дни нужно будет сходить к Болотам, выменять немного продуктов на сушеную рыбу у его старого друга Джиба, или у Друда, или у кого-нибудь еще из болотников. Думая об этом, он вдруг вспомнил, что давно уже не видел Джиба и теперь с удовольствием встретился бы и поговорил с ним.

Хол взвесил мешок: тяжелее, чем он думал. Слишком много початков он нарвал. Взвалив мешок на плечо, он рассудил, что сумеет унести его. Добравшись до края поля, он остановился, вглядываясь и вслушиваясь. Казалось, вокруг никого нет. Перебросив тяжелый мешок через изгородь, Хол перебрался сам, подхватил мешок и заторопился в лес.

Теперь он был в безопасности. В лесу-то поймать его невозможно. В лесу он дома. Он знал этот лес на мили вокруг, знал каждое дерево. Обогнув холм, он направился к большому дуплистому дереву. На ходу он смотрел по сторонам и безо всяких усилий подмечал многое: небольшие кусты боярышника, усеянные плодами, которые станут съедобными после первого же мороза; вьющиеся растения, почти целиком покрывавшие деревья; сброшенную змеиную кожу, полускрытую опавшей листвой.