Забытый двор

— Про тебя не спрашиваю. Замуж выходить я не собираюсь.

— Тогда, Слава Богу!

— Большой опыт?

— В книжках читал!

… Заехали в самый центр — куда-то в кривые переулки возле Арбата.

— Не слабо! — произнес Борис.

— В этом доме с самого рождения жила моя тетка, — пояснила Татьяна, — работала на кондитерской фабрике. Так что не олигарх. Дом был с коммунальными квартирами, просто у нас другое дело — только и успеваем отбиваться от расселения.

— Зачем отбиваетесь?

— Слушай! Я не плохо живу — этот цветочный магазин — моя собственность! Так что вот так.

Татьяна щелкнула чипом, и открыла въезд во двор.

С Борисом произошло что-то странное. Будто он здесь уже когда-то появлялся. Уж очень знакомым казался двор.

Может, это из тех уже далеких студенческих лет, когда он пять лет учился и жил в этом городе и они болтались, конечно в центре, потому что там было все — театры, кафе, музеи. И, конечно, он ходил на тусовки, свидания.

О, боже. Вся жизнь тогда только начиналась.

Как-то вечером он с другом сидели на скамейке у Тверского бульвара, беседуя о чем-то незначительном, рассматривая заинтересованно проходящих мимо них девушек.

Скамейки, стоящие на бульваре, были все заняты.

— У вас свободно? — раздался вдруг девичий голос.

Ну, как же не свободно — они только этого и ждали.

— Только не приставать! — предупредили две девушки, присаживаясь на свободные места.

…. Ну какое там «не приставать». Через полчаса они все вчетвером оживленно болтали, и беззаботный смех девушек разлетался по аллее!

Борис не понимал куда делась внезапно девушка и его друг, их как будто и вовсе не было никогда, а он с оставшейся подругой сидел на скамейке до тех пор, пока не зажглись поздние звезды.

Уже не помнил, конечно, сейчас как звали эту девушку, но жуткое ощущение, что это было именно здесь в темных тогда арбатских переулках, не покидало его.

Господи! Лето, двадцать лет, звезды на темном небе, нежный запах волос, когда она случайно касалась его! Как можно не влюбиться! Влюбляться предстояло еще много раз, но это было сегодня, и это было раз и навсегда! Потом он провожал её до этого незнакомого ему арбатского переулка, потом целовались у подъезда, порой он страстно залазил рукой в открытый вырез кофточки и дрожащими пальцами дотрагивался до её груди, а она не отталкивала его руку и шептала: — Не надо, не надо, не надо!

Потом он шел пешком километров десять по ночной Москве, до закрытого уже метро и замертво валился в общежитскую кровать. Наступало утро.

Прошла еще одна невозможная неделя, когда нельзя было пережить ожидание до вечера, потому что днем она сдавала экзамен, и они снова кидались друг к другу и неслись куда-нибудь, как будто в последний раз.

— Тетя сегодня в ночную смену. Пойдем!

В сумасшедший этот день он не сразу понял, что означает «пойдем!», но они, взявшись за руки, почти бежали через арбатскую площадь, через переулок и …

— Стой! — сказала она

— Чего! — он махнул рукой.

— Надо презерватив, — прошептала она. — Купи сам, я стесняюсь.

Даже слово «презерватив» не привело его в чувство. И он неизвестно зачем, и неизвестно куда бежал за ней, не отпуская её руку. Что это был за дом, и как выглядела квартира, он ничего даже не заметил. Осталось только ощущение, что это было что-то довольно замызганное, не совсем опрятное.

Он даже не помнил, как они до этого разделись, и кто с кого срывал одежду.

— Ой! Уже пятый час, сейчас придет тетя! — очнулась она.

Еле попадая в рукава и штаны, и натянув на себя одежду, он бросился к двери.

Последнее что он помнил, был её голос.

— Так и уходишь?!

Он подбежал к ней, чмокнул в щечку и быстро закрыл дверь.

* * *

Ты далеко? — услащал он голос Татьяны.

— Я здесь! — он продолжил осматривать глазами квартиру.

— Ты в душ пойдешь? — как-то совсем буднично спросила Татьяна.

Когда Борис вернулся из душа, в спальне горел ночник, у расстеленной постели на тумбочке стояла открытая бутылка и два бокала.

— Я сейчас! — услышал он голос Татьяны.

В комнату она вошла обнаженная, минуту просто стояла перед ним, оценивая как он на неё смотрит.

— Иди сюда! — он сам протянул к ней руки!

Татьяна откинула одеяло, нырнула к нему под мышку и свернулась калачиком.

— Подожди! — шепнула она, я хочу к тебе привыкнуть.

— Не надо привыкать! — тоже шепнул он. Я ненадолго!

— Ты мой любимый, — шепнула она, — это нужно говорить в конце.

Так они начали обниматься и шептаться. Пока слова не стихали на полу слове, да и какие нужны слова, когда объятия уже не разомкнуть, и не отрывались друг от друга губы!

Они угорали от любви. И не размыкались объятия.

— А ты правда никогда не был женат?

— Никогда!

— Не хотел?!

— Но ты же влюблялся?

— Почти всегда. Знал что дальше будет: тяжелое расставание, или трудный брак, простой быт, в котором слово «любовь» забывается.

— Ты бесчувственный человек.

— Нет, вот, например, сейчас мне очень хочется сказать, что я люблю тебя!

— Потому что жалко?

— И жалко, и говорить люблю!

— Тогда скажи. Но я же не железная.

— Мне хочется.

— Я тебя люблю?

— Не ходи на работу, — попросила Татьяна.

— Не могу, — ответил Борис, начиная одеваться.

— Боря, а ты меня совсем не помнишь?!