Забытые учителя

Оставлять станцию за периметром, как это сделали с «Молодёжной», было нельзя, потому что это ещё больше ставило под угрозу жилые районы. Посему две волны мутантов было решено отделить друг от друга минными полями. Также на этих полях было организовано кладбище. Мусульмане предпочитали хоронить своих покойников в земле, засыпая в мешки с телами гашёную известь и закладывая туда мины и иные взрывоопасные вещества. Таким образом, воин даже после смерти мог забрать с собой несколько десятков мутантов. Посещение могил было строжайше запрещено, ибо поклоняться следует не мертвым, а только Всевышнему.

Представители исконных верований, к коим принадлежал и Владимир, предпочитали предавать своих умерших огню. Для этого сооружалась крода или ладья, которую отправляли по реке, предварительно расстреляв мутантов поблизости. Огонь погребального костра ещё долго отпугивал мутантов на воде. Как пелось в одной очень старой песне, «Наши мёртвые нас не оставят в беде», а от себя Володька добавлял: «Ибо они с нами всегда в нашем сердце и памяти».

Всего у анклава было три бункера, и самым оборудованным из них был бункер под ЦКБ. Убежища под кардиоцентром и воинской частью не были столь вместительны.

Почти всю наземную территорию анклава занимал Внешний город с его узкими улочками и рядами теплиц. Часть аграрной продукции анклав получал от общины МГУ, но большую часть выращивал сам.

В былые времена приходилось снаряжать вооружённую колонну, которая охраняла караваны, но некоторое время назад ситуация изменилась. Проект Игоря Эдуардовича наконец-то перешёл от опытных моделей к практическим, и был построен аэростат — небольшой, но вместительный. Каждый месяц, а иногда и два-три раза, в МГУ ходил рейс за грузом припасов и продовольствия. Эмгэушной общине доставлялась помощь в виде лекарств, оружия и прочих необходимых для жизни средств.

Объединённый генералитет эти полёты, конечно, раздражали. И начали раздражать ещё пятнадцать лет назад, когда были запущены первые экспериментальные зонды. Что значит «Крылатский анклав может, а мы не можем»?! За это время пытались сделать много пакостей: и выкрасть чертежи, и переманить специалистов. Но ничего не получилось, ибо дальше Рынка чужаков не пускали. В конце концов все потеряли к шарам интерес и вроде бы перестали их замечать — какой с них толк, если они даже человека поднять не могут?

И вот теперь Объединённый генералитет снова начал интересоваться проектом. Тем более что начали ходить странные и противоречивые слухи о том, будто общине заражённых из аэропорта Домодедово удалось снарядить самолёт на Готланд и даже успешно вылететь. Вернулись они или нет, никто не знал, но слухи об этом просочились в общество, и уже один только факт полёта вызвал нездоровую ажиотацию.

Володька с Ивлевым должны были вылететь к Соколиной Горе — объясняться, да и торговый договор следовало продлить. Анклав Соколиной Горы поставлял огнесмесь для огнемётов анклава, «Буратино»[2] уже служил только орудием устрашения и символом военной мощи анклава, снаряды берегли, поскольку те были чрезвычайной редкостью, а всё топливо для двигателей внутреннего сгорания за давностью лет разложилось и было непригодно для использования по прямому назначению. Поэтому приходилось задействовать стационарные огнемёты, вмонтированные в стены и установленные на некоторых важных зданиях анклава — во время осады рота РХБЗ[3] зажигала не по-детски. Химики очень любили свои огнемёты и своего «Буратино», Имаму приходилось многократно им объяснять, что огнесмесь — вещь крайне дефицитная и дорогая, но тем не менее химикам прощалось всё, ибо они были эффективны. Страшное, но завораживающее это было зрелище: живые факелы в ярости бросаются в реку, успевая прихватить с собой нескольких собратьев и заставляя живую волну мутантов, штурмующих стену, отступить.

Владимир был одним из немногих, кто умел управлять аэростатом. Заодно он должен был сопровождать Ивлева на этом совещании как полномочный представитель анклава. Никто не знал, сколько времени оно может продлиться, поэтому аэростат было решено отправить домой. В былые времена анклав во всех внешних связях представлял отец, однако Константин Фёдорович решил, что времена меняются и нужно дать дорогу новым людям.

Подполковника Ивлева Володька недолюбливал. Несмотря на свои боевые заслуги, тот был флюгером и провокатором. Казалось, что слова старой песенки написаны про него: «У меня был друг по фамилии Флюгер, он всегда и во всем был прав, оттого, что знал, куда дуют ветра. Он мне часто доказывал с остервенением, что свободен во всем и смел, но подул ветерок, он сменил направление, уверяя, что сам захотел».