Забытые истины

И она уставилась на маленький голубой экран. Замелькали операторские пометки, и пошла картинка. Вот Стейкмен делает шаг вперед, другой, заносит ногу для атаки, но навстречу уже летит пятка Рэдла, бьющая точно в красное поле. При этом было видно, как Бен уже в момент удара сдержал натиск, хотя мог врезать со страшной силой. А вот он сам атакует противника. Движения точные, ни одного лишнего прыжка, взмаха рукой или ногой. В сравнении с этой гармонией телодвижений работа Стейкмена выглядела грубым ремеслом. Он совершал много погрешностей, рубил с лета, как топором, и совершенно не видел противника. В его глазах горела злоба. Она ослепляла беднягу, и он, не видя уже ничего вокруг, бросался прямо на подставленные ноги, промахивался, пару раз даже так закрутился, что на долю секунды остался к сопернику спиной.

Рэдл же выглядел очень благородно. Он не пользовался ошибками Стейкмена, хотя видел их все до одной, и отражал удары лишь в том случае, когда не мог от них увернуться.

– Так, начинают, – прервал запись Джек. – Потом посмотришь. Если хочешь, могу и для тебя сделать копию.

Делия обернулась, теперь уже не без боязни. Ей все казалось, что сейчас она снова увидит этот пристальный взгляд, устремленный чуть ли не в самую душу.

Но нет. Рэдл уже спокойно пружинил посередине даянга напротив соперника и глядел куда-то в сторону. Он скучал, скучал откровенно и не скрывал этого. Стейкмен, правда, не понял юмора и пошел вперед, понадеявшись, что противник просто отвлекся. Очередная атака – и очередной ответ, причем Рэдл даже головы не повернул. И снова, чувствуя наступающее на пятки время, Стейкмен лез на рожон и снова ничего не добивался. К концу боя именно счет достиг почти феноменальной для тэквондо цифры – 14:0. Судья спокойно объявил свое «Чонг са!», которое, вероятно, с самого начала поединка вертелось у него на языке. Соперники пожали друг другу руки.

– Так, наш выход, – скомандовал Джек, ловко подхватив камеру. – До награждения у нас минут десять. Если сейчас не поймаем, то, получив медаль и диплом с чеком, он тут же умотает. Так что – бегом!

Делия не стала задавать лишних вопросов. Они быстро пробились через толпу, не стесняясь разного рода локтевых движений.

– Да тише вы! Черт! Кто там так лезет?! – слышалось со всех сторон.

Но Хон, идущий впереди, отвечал всем очень вежливо:

– Пропустите, пожалуйста! Телевидение… Разрешите, вы не могли бы отойти? Будьте любезны!

Это, впрочем, не мешало ему так истово толкаться, что толпа почти разлеталась. Делию рассмешило это соединение учтивости и самого натурального хамства. Она бежала следом за ним и зажимала рот ладонью, чтобы не вызвать неудовольствия окружающих еще и хохотом. Тем не менее выбранный способ передвижения помог достичь желаемого результата. Они перехватили Рэдла уже у самой раздевалки, где журналистам находиться строго воспрещалось.

– Одну минуту, – начала, улыбаясь во весь рот, Делия. – Чикагское телевидение. Вы одержали блестящую победу, не могли бы вы дать интервью для своих многочисленных поклонников и поклонниц. Это не займет много времени, всего пара вопросов. Вас покажут в вечерних новостях, будет целый репортаж об этих соревнованиях. Пожалуйста. – Делия состроила умильную физиономию и захлопала ресницами – прием, почти стопроцентно действовавший на мужчин.

Рэдл сдержанно кивнул.

– Да, конечно, но не более двух-трех минут. Мне нужно переодеться к награждению.

Ответ внешне выглядел учтиво, и доверчивый Джек сразу поверил ему, быстро вскинув камеру. Но Делия опытным нюхом репортера уловила какой-то подвох. Она не могла сказать, что именно Рэдл сделал, но его слова настораживали. Эта подчеркнутая учтивость, даже холодность. Хотя могло показаться. Ведь люди разные, всех не поместишь даже в самую широкую классификацию. У кого другого, возможно, подобная фраза и содержала бы негативный подтекст. В любом случае ничего не поделаешь. И Делия, стараясь не смотреть на собеседника, принялась настраивать микрофон.

– Раз, раз. Слышно? – обратилась она к Джеку.

– Да, – живо закивал тот. – Давай.

И Делия начала: