Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта

Государь поведал мне (это было уже потом, когда мы обосновались опять в Тильзите), что британский посланник перед занятием Тильзита французами переместившийся в городишко Мемель, накануне встречи императоров на плотах стал настоятельно требовать аудиенции, но Александр Павлович решительно отказал ему. И июня 26 дня во время последней, заключительной встречи на плотах, Боунапартий приблизился вдруг к Его Величеству, и шепнул, что чрезвычайно признателен ему. «За что?» – спросил изумлённый государь. – «За то, что Вы отказались принять лорда Гоуэра», – последовал ответ.

И второе. Государь был в Преображенском мундире, и караул его на плоту состоял из преображенцев, во главе коих должен был состоять командир первого баталиона новоиспеченный полковник Михайла Воронцов, сын бывшего посланника нашего в Англии. Но Воронцов сей, сказавшись больным, не явился.

Я особо занялся выяснением этого случая, и узнал, что Воронцов болен отнюдь не был, и преспокойненько резался в это время в картишки с ротмистром Грибовским, из второго баталиона преображенцев. Обо всём этом я почёл долгом своим доложить государю.

Александр Павлович горько усмехнулся и прошептал только: «Всё ясно».

И в самом деле, всё ясно. Отец и сын Воронцовы ведь яростные англоманы, и горой стоят за союз России с Англиею, и разрыва сего союза ни на миг не признают. Вот Михайла Воронцов и не хотел запятнать себя участием, пусть даже в роли караульщика, в русско-французских переговорах.

Вот два дополнения моих к общеизвестным описаниям исторического свидания на плотах двух императоров.

Свидания эти скорее были предварительные, разведочные. Главное значение их в том, что Боунапартий пред расставанием клятвенно заверил Его Величество, что объявляет отныне Тильзит нейтральным городом и приглашает российского императора со свитою своею перебраться туда назад и продолжить переговоры. Александр Павлович самым благосклоннейшим образом принял сделанное ему предложение.

Государь наш, помимо великого князя Константина Павловича, посланника нашего в Австрии Александра Куракина («бриллиантового князя»), министра Будберга, генерал-прокурора Беклешова, генерала Беннингсена, многих других важнейших сановников, и ещё меня, грешного (правда, безо всякого официального назначения; я ему нужен был токмо для тайных собеседований), включил в свиту свою и полковника Михайлу Воронцова во главе с баталионом преображенцев. Собственно же караульные функции были возложены на пол-эскадрона кавалергардов и пол-эскадрона лейб-гусар.

И всё. Остальным из всех наших было строжайше запрещено появляться в Тильзите.

Призывая Воронцова во главе преображенцев, Александр Павлович в полной мере проявил свою неуклонную, сугубо последовательную мстительность. И пришлось таки Михайле Семёновичу обосноваться в Тильзите и стать свидетелем утверждения российско-французского противуанглийского союза. Покусал он себе тогда локоточки, на радость нашему императору, и как ещё покусал.

Государь обосновался в небольшом двухэтажном особнячке, пред входом в который стояли каменные львы. Отведённая мне комнатка прямо примыкала к кабинету, в коем обычно Александр Павлович работал. Там же он и принимал императора Франции.

После ужина Его Величество обычно отправлялся запросто к Бонапарте (тот жил неподалёку совсем), или же тот оставался у нас или приходил к нам (последнее зависело от того, у кого именно из них был ужин).

Ежели Бонапарте приходил к нам, то меня это особенно устраивало, ибо мне почти всё из бесед их удавалось расслышать. А длились беседы часов до двух ночи.

Александр Павлович, конечно, совершенно преднамеренно велел предоставить мне комнатушку, примыкавшую к его кабинету. Его Величеству крайне важно было, услышать мнение человека со стороны о беседах его с Бонапарте, важно было понять, кто, собственно, одолевает в сих полуночных поединках.

Наш государь был хитрее и гораздо пронырливее, чем Бонапарте, легко и даже с блеском ставил его в двусмысленные положения, но вот устоять пред невероятным напором бешеного корсиканца никак не мог, и в итоге сдавал достигнутые в трудной борьбе позиции, хотя всё же и не до конца.

Прежде всего Александру Павловичу пришлось признать все титулы, которые Бонапарте себе присвоил, и значит, все прежние анафемы корсиканскому самозванцу, захватывавшему европейские престолы, просто-напросто отменялись. И пришлось признать те переделы европейских королевств и княжеств, которые за последние годы произвёл Бонапарте.

При такой ситуации последний выглядел очень даже хорошо, а наш государь не очень.

«За что же, Ваше величество, столь высокая плата»? – вопрошал я, ведь фактически Александр Павлович расплачивался собственною репутациею.

«Витт, но ведь Бонапарте подошёл к нашим границам. Ежели не пойти на его предложения о мире, он сможет переправиться через Неман, и это грозит исчезновением нашей империи», – заметил мне государь.