Забытые богом

Он уже явственно видел силуэт, пугающей тенью проступающий сквозь клеенку. Пашино сердце колотилось в грудной клетке, как шарик в игровом автомате, врезаясь в углы и скрытые пружинки, и оставалось только гадать, сколько еще получится удерживать его от падения вниз, в черную лунку, за которой лишь надпись «Игра окончена», и ничего более. Наконец, не выдержав напряжения, Паша заорал и дернул шторку что было сил, с мясом выдрав карниз. Бряцая кольцами и шурша клеенкой, он упал на дно ванной, открыв таинственный силуэт полностью. И тогда Паша заорал второй раз. От слепого ужаса и безысходности.

Растянутая на бельевых веревках сломанной марионеткой, в ванной висела Настенька.

Сексуальное тело обезобразили многочисленные раны. В приступе животной ненависти кто-то истыкал его ножом, не особо заботясь, куда угодит лезвие. Живот, вспоротый от вагины до груди, был растянут на две стороны, открывая лишенную внутренностей пустоту. Мертвое лицо невидяще смотрело на Пашу – убийца забрал у Настеньки глаза, аккуратно вырезав их вместе с веками. И повсюду, повсюду валялись длинные рыжие волосы, обкромсанные целыми прядями.

Крик застрял в горле. Осторожно отступая обратно в комнату, Паша не мог оторвать взгляда от черных ям на миленьком лисьем личике. За окном с оглушительным грохотом раскололось набрякшее небо. Паша нервно подпрыгнул и заозирался по сторонам. В каждом углу, в каждой тени ему мерещился маньяк, способный проникать сквозь запертые двери. Юля невозмутимо наблюдала за его метаниями и, кажется, еле заметно улыбалась. На улице громыхнуло еще сильнее, точно кто-то совсем рядом выстрелил из огромной пушки. В ответ как по команде испуганно заверещала сигнализация на машинах. Ужаснувшись чудовищному преступлению, город восстал из мертвых.

И это было куда страшнее выпотрошенной Настеньки.

* * *

Удивительно, но оказалось, что рано или поздно все возвращается в привычное русло. Паша и не думал, что ускорившаяся жизнь вновь замедлит темп до размеренно-неспешного. Это было тяжелое и страшное время. В чем-то даже более страшное, чем то, что ему довелось пережить сразу после Конца Света. Несколько дней он прожил, как в горячечном бреду. Или не дней, а недель. Может быть, даже целый месяц. Он перестал включать компьютер, и время, играющее не самую важную роль в его жизни, совершенно растеряло границы и ориентиры. Ночами Паша трясся от страха, литрами глуша растворимый кофе. Оружие из рук выпускал, только чтобы напоить бензином чихающий генератор, который перетащил на кухню. Паша не мог представить, что случится, если убийца лишит его источника света. Как быстро можно сойти с ума в кромешной тьме, вслушиваясь в скрип половиц и шорох шагов?

Дверь в ванную он заколотил самыми большими гвоздями, которые нашлись в кладовке. С непривычки отбил молотком все пальцы, но получил хотя бы видимость спокойствия. Хоронить изувеченную Настеньку у Паши не было ни сил, ни мужества. Так и сидел ночи напролет, переводя воспаленные глаза с входной двери на дверь в ванную. Все казалось ему, что вот-вот заскрежещут тяжелые петли, вылетят из дерева гнутые гвозди, и к Паше одновременно, с двух сторон, выйдут мертвая Настенька и ее безликий убийца.

Лишь с рассветом, ошалев от ночных бдений, с кофейной тошнотой в горле и песком в глазах, Паша ненадолго проваливался в тревожный неглубокий сон. Но и там его преследовало безглазое хищное лицо в обрамлении безжалостно остриженных волос. Настенька тянула к Паше руки, и лак на ее острых ногтях чернел запекшейся кровью. Паша просыпался от собственных криков, разбитый, ни капли не выспавшийся и с больной головой.

Все еще сонный, вздрагивая от каждого шороха и шарахаясь от всякой тени, он выбирался в город за водой и бензином. Логичней и правильнее было поработать денек-другой и набрать необходимого с запасом, но… Всякий раз, стоило отыскать пару канистр бензина и несколько бутылок минералки, Пашу охватывала такая дикая паника, что ни о каких дальнейших поисках не могло быть и речи. До крови закусив губу, он мчался домой. Рискуя получить инфаркт, взлетал на свой этаж. Обливаясь холодным потом, обыскивал квартиру. И только не найдя никого, немного успокаивался. Паша ложился на диван, пристраивал голову на Юлиных бедрах и, крепко сжимая карабин, погружался в сон без сновидений.

Так продолжалось бесконечно долго. А потом параноидальный кошмар закончился. Резко, будто и не было его вовсе.

* * *

Паша вынырнул из удушливого сна, дрожа от озноба. Он не помнил, что ему снилось, не помнил, где он и почему так страшно, но склоненное над ним лицо узнал сразу, даже без очков. Юлька. Он снова заснул у нее на руках. Как маленький испуганный ребенок, ищущий защиты у матери. А она терпеливо сидела рядом, не отходя ни на шаг. Верная, заботливая Юля.