Забытое сражение Огненной Дуги. Крушение операции «Цитадель»

«…Танковая группа Оппельна ведет бой в районе Казачье с вражескими тяжелыми танками. Боевая группа Унрайна после последнего донесения частью в районе южнее Верхнего Ольшанеца ведет ожесточенные бои по очистке Шлихового (юго-восток). Боевая группа Квентина (разведбат. — З.В.) частью на марше для занятия рубежа восточнее Шляхово, частью еще на хут. Калинин. Слабая вражеская воздушная активность.

…Захваченное ночью с 11 на 12.7 в ходе решительного преследования предмостное укрепление северо-восточнее Ржавца удерживалось 12.7 танковой группой Оппельна под артиллерийским и танковым обстрелом. Силы дивизии в течение дня собираются в районе Казачье — Кураковка»[606].

Таким образом, генерал Брайт сдержал обещание, данное Кемпфу, а затем и Манштейну. Рывок его соединения был впечатляющим. В ходе 12-часового наступления две потрепанные дивизии продвинулись в глубь обороны Воронежского фронта примерно на 18 км и создали важный на тот момент для армейской группы плацдарм на западном берегу Донца, куда уже утром Хюнесдорф оперативно подтянул артиллерию и 1/114-й грп. Надо отдать должное решительности и профессионализму Брайта и его подчиненных, ни разу за все время операции «Цитадель» немецкое танковое соединение, имея такое мизерное количество бронетехники, не добивалось столь впечатляющих результатов. Кроме того, напомню, что к исходу 11 июля 2-й тк СС прорвал нашу оборону в районе Прохоровки и вышел на ее окраины. Без преувеличения можно сказать, что положение для командования Воронежского фронта сложилось очень тяжелое.

Наши генералы прекрасно понимали суть собственных неудач, но в донесениях и докладах руководству фронтом главный акцент делали не на истинные причины прорыва, а на умопомрачительные цифры бронетехники, которую якобы противник ввел в бой. По мнению командарма-69, в районе Верхний Ольшанец — Казачье — Ржавец в этот момент немцы располагали 250–300 танками, командование 35-го гв. ск оценивало вражескую группировку в 350 боевых машин, а авиаразведка утром 12 июля донесла командующему 5-й гв. ТА, что здесь действует от 500 до 700 танков. Сам П.А. Ротмистров считал, что в указанном районе могут находиться не более 350–400 танков. И весь этот вал далеких от действительности цифр вместе с ошеломляющим по своей стремительности прорывом противника обрушился на Н.Ф. Ватутина. Николай Федорович бывал и не в таких переделках, поэтому при оценке событий в первую очередь опирался на собственную интуицию и видение оперативной обстановки. Его оценки, доложенные в Ставку, были наиболее реалистичными — до 200 танков.

Позиция и В.Д. Крюченкина, и С.Г. Горячева понятна: донося о сотнях танков южнее Прохоровки (а в трех дивизиях 3-го тк было не более 100–120 бронеединиц), они стремились в первую очередь убедительнее объяснить, почему их войска не удержали рубеж, и обосновать необходимость выделения им резервов. Для командования фронта ситуация, в которой оказалась армия Крюченкина, породила более значимую проблему. Само по себе появление танкового корпуса Брайта в 18 км от района развертывания главной контрударной группировки фронта для Н.Ф. Ватутина было неожиданным и малоприятным. Но он не рассматривал это событие как катастрофу. Силы для локализации прорыва были и у фронта, и у Ставки. Вопрос заключался в том, как использовать эти силы? Проводить намеченный контрудар или продолжать удерживать тыловой рубеж прежними методами? Если нет, то положение проясняется — часть сил 5-й гв. ТА направить в полосу Крюченкина, часть оставить для усиления обороны 5-й гв. А под Прохоровкой. Но армия Ротмистрова — резерв Ставки, поэтому необходимо решение И.В. Сталина. И, судя по всему, оно было получено в ночь на 12 июля 1943 г. Верховный приказал проводить уже подготовленный контрудар. В то же время в качестве страховочной меры, как и предложил находившийся в штабе Воронежского фронта начальник Генштаба РККА А.М. Василевский, из состава Степного фронта немедленно был выдвинут на корочанское направление 1-й механизированный корпус.