Забытая жизнь (СИ)

Но я не буду, я не стану говорить ему о том, что знаю, только в последний раз посмотрю в его черные глаза и испытаю в одно мгновение всю боль и безысходность, страдание и кошмары бессонных ночей. А затем отвернусь и уйду навстречу рассвету и новому дню. А впрочем, я слишком часто обещаю себе это сделать, хотя каждый раз меня охватывает бессилие, и проливаются слезы желания, слабости и разочарования.

— Ты мне и слова сказать не даешь, — ответил Северус. — Вы все одинаковые.

— Видать, у тебя есть с чем сравнивать, — уточнила я. — Ну и много у тебя таких?

— Только не делай вид, Анри, что тебя это задевает, — резко отреагировал он на мой ответ.

— Это простое женское любопытство, — лукавила я. — Ты прав! Мне совсем все равно, кто там под тобой.

— После возвращения ты очень изменилась! — воскликнул он.

— А чего ты ожидал? — удивилась я. — Что я буду той девочкой, которая будет смотреть на тебя глазами преданной собаки, или что я за тобой на край света пойду?

— Ты невыносима, Анри, — процедил Северус.

— Тогда найди себе кого-нибудь получше! — воскликнула я.

— Была одна, да и той не стало, — прошептал он.

— Как ты посмел сравнивать меня с кем-то? — Вся моя боль вырвалась наружу. — Меня зовут Арианрода Монфор-лʼАмори, и я не твоя Лили.

— Причем тут она? — изогнул бровь Северус и холодно посмотрел на меня. — Что ты несешь?

— Я все знаю, Северус! — заявила я. — О твоей просьбе к Тому не трогать Лили Эванс, в замужестве уже Поттер. О том, что ты любил ее.

— Это было более десяти лет назад, все изменилось, — холодно ответил он.

— Ты до сих пор ее любишь, — спокойно ответила я. — И только не ври мне, что забыл ее.

— Анри! Причем тут Лили? — зарычал Северус. — Я говорю о тебе.

— Вот именно, Северус! Я не она! — возразила я ему. — Я не собираюсь занимать чужое место. У меня есть гордость и собственное достоинство.

— О Святые! Что ты выдумала? — непонимающе спросил он.

— Я выдумала? — повторила я его слова. — Это ты до сих пор живешь в своих иллюзиях. Однолюб хренов!

— Кто тебе это вбил в голову, Анри? — поинтересовался Северус. — Только не говори, что тебе это Люциус сказал.

— Какая теперь разница, суть-то в другом, — уточнила я. — Я думаю, что ты должен был мне сам об этом рассказать.

— Зачем? Ее нет, и это не изменить, — печально произнес Северус.

— Значит, это правда, — уточнила я. — И нет смысла отрицать.

— Анри…

Я не слышала его, выйдя из школы, я трангрессировала.

Изранено сердце. Мелкие рубцы не дают покоя, каждый шов кричит о той боли. Боли, которую я называю счастьем. Каждое утро на подушке вместе со следами слез мирно соседствуют капли крови. Нет, они не горькие, они слаще сахара, светлее солнца, выше того понимания, которое с детства и до самой смерти преследует большую часть двуногих.

Ненавидеть, терять, унижаться, любить — жить. Жить, жить полной жизнью. Не существовать, а жить!

Я и жила. Мы дышали одним воздухом на двоих. Северус ломал мое мировосприятие, терпеливо причиняя мне все большую и большую боль. Она так резко контрастировала с тем счастьем, которое я испытывала. Все в прошлом, таком близком и таком далеком.

Мы разошлись… Без истерик и громких скандалов, как будто так и надо. Да! Так и надо. Северус появлялся и исчезал из моей жизни, заставлял ждать. Он был страстным, безумно горячим, с неизменно чарующим взглядом. У него на все и всегда находилось оправдание. А я, идиотка, верила, что я та единственная в его сердце. Моя боль останется моей болью. Я знаю: пройдет какое-то время — и я забуду; наши неудавшиеся отношения станут лишь щемящим воспоминанием о юности. А счастье еще будет. Обязательно будет. Я убеждаю себя, я надеюсь, я приказываю себе верить в это.

Мне очень сложно писать. Зачем я это делаю? Опять эти чертовы воспоминания, было трудно и больно тогда видеть Северуса и знать, что я всего лишь тень Лили Эванс.

Ведь ты всё равно совсем ничего не поймёшь! Слишком уж много в нашей с тобой жизни препятствий на пути друг к другу, слишком много непреодолимых стен, барьеров, а самое главное, слишком много пустоты… Есть такое магловское понятие — не судьба. Я тогда думала, что это про нас.

Конец октября 1993 года.

В канун Хэллоуина я начала жалеть о поспешно данном обещании пойти на прием в Хогвартс. Вся школа предвкушала банкет в честь праздника Хэллоуина. Большой зал был по традиции украшен живыми летучими мышами и фонарями, сделанными из огромных тыкв Хагрида — внутри каждой тыквы могло поместиться три человека! Ходили слухи, что Дамблдор пригласил на праздник труппу танцующих скелетов.

Впервые я официально познакомилась с Златопустом Локонсом — известным писателем в мире волшебников. Молодой красивый мужчина со светлыми золотистыми волосами, ярко-голубыми глазами и белоснежной улыбкой. Одет он был в мантию ярких цветов. Очевидно, что именно благодаря привлекательной внешности его фанатками являлись в основном представительницы прекрасного пола, многие из которых ежедневно заваливали его письмами. А у мужчин поведение Локонса чаще всего вызывало раздражение и досаду.