«Ты спас нас, Эмилиан. Не ставь себя в положение виновного. Это не вернет тебе потерянные годы, не родившегося ребенка. Прошу тебя, прими все как есть, не терзай себя этим. Поверь, я по-прежнему тебя люблю. Мы все по-прежнему тебя любим».
Нам, родителям, было больно за нерожденного ребенка. Но я твердо знала: нельзя превращать жизнь в нескончаемое страдание за ошибки прошлого, какими бы тяжкими они ни были.
Я вдруг отчетливо поняла, что за всеми фасадами прятался испуганный мальчик, боявшийся, что я не прощу ему сделанных ошибок и не буду любить, невзирая на ошибки.
Но я простила и полюбила всем сердцем, без задней мысли, без корысти.
Эмилиан был достоин любви, и я всеми фибрами души хотела помочь ему в это поверить.
«Любовь моя, я на тебя не сержусь, – настойчиво зашептала, – я говорю это серьезно».
«Я тебя не заслуживаю».
«Больше не смей говорить такие глупости, – я положила свою лапу поверх его. – Еще как заслуживаешь».
«Хорошо».
«Я вправе выбирать, кого мне любить. И я выбираю тебя, Эмилиан Гэйн».
Муж будто не верил моим словам.
«Позволь мне тебя любить», – на двух последних словах мой голос дрогнул, и из глаза скатилась одинокая слеза.
«Как будто я могу себе представить жизнь без тебя… Илина… моя милая, моя нежная волчица. Как же ты мне нужна».
Он прижался ко мне еще ближе, зарываясь носом в мою мягкую шерстку на загривке, все еще не веря, что душевные мучения позади.
Эпилог
Новая жизнь нисколько не страшила меня. За несколько месяцев я успела немного привыкнуть к своей второй ипостаси, осмыслить произошедшие со мной перемены.
Самое главное, что семья поддерживала меня в трудные минуты. Эмилиан оставался рядом, потому что понимал, что нужен мне, доходчиво и терпеливо все объяснял, даже то, что объяснения, в общем-то, не требовало. Он очень хотел, чтобы я как можно быстрее адаптировалась. Но все равно, мне было немного страшно. Ведь началась жизнь с чистого листа.
Воспоминания о страданиях и мучениях не стерлись, но выглядели мутными, словно я пыталась разглядеть их во взбаламученной воде. Я старалась не вспоминать о боли, которую испытала, умерев и родившись вторично совсем другим уже человеком. Я только не хотела забывать ни одной нашей минуты с мужем, хотя впереди было несколько веков.
Новость о средней продолжительности жизни оборотней повергла меня в шок. Намного выше, чем у людей. Я не знала, радоваться мне или плакать. Жизнь длиною почти в пять веков – скучная перспектива. К чему нужны столетия, когда порой достаточно и одного дня, чтобы понять, как прекрасна жизнь?
Волчья стая приняла меня такой, какой я стала, хотя относилась ко мне поначалу насторожено. Мне даже не давали видеться с Аришей, боясь, что изменения будут происходить в худшую сторону. По словам волков, я полностью собой не владела и могла подвергнуть ее жизнь опасности. Однако я с уверенностью могла сказать, что не посмела бы причинить собственной дочери вред. Никогда. Тем не менее я не спорила с членами стаи, хотя прорывало душу.
По рассказам Эмилиана, оборотнем можно только родиться. Те, кого кусали, становились выродками – безумными, агрессивными полуволками, которые испытывали неутолимую жажду к разрушению и неспособны были опять принять человеческий облик. Но я стала полноценным оборотнем. Возможно, причиной этого послужило то, что я являлась для Эмилиана истинной парой и уже была заражена его слюной из-за брачной метки. Все время вирус действовал в моем организме, и крови сильного оборотня хватило, чтобы дать толчок для полного принятия второй сущности.
Муж признался, что в паре «человек – оборотень» такого случая еще не встречалось. Очень редко оборотню доставался человек. Это было что-то сродни мифу. Смешанные пары не запрещались, но и не поощрялись среди оборотней.
Полукровки, в число которых входила и наша дочь, рождались сильнее человека, однако, физически слабее полноценного оборотня. К сожалению, они не имели возможность в полной мере принять животную ипостась. Происходила частичная трансформация – когти, зубы, глаза. Но оборотнические гены дали им обостренные чувства и рефлексы.
Эмилиан не был расстроен, что его дитя слабее всех в стае. Он и не думал об этом, ему было все равно. Аришка росла здоровой, жизнерадостный и любознательной. Он души не чаял в своей любимой, драгоценной дочери. И стая тоже обожала ее: волки постоянно были рядом, ходили за ней незримой тенью. А после всего случившегося еще больше опекали девочку. Да и меня стерегли, глаз не спускали, надзирали за мною… уже несколько раз я хотела бежать, ускользнуть тайком от всех, потому что меня буквально душили заботой. На мой чих сбегалась все волки. Я не шучу – охране моей мог бы позавидовать сам президент, под дверями дежурили лучшие воины и каждые полчаса наведывалась Сабина.
Жизнь в четырех стенах меня совсем не прельщала, и я с каждым днем все больше закипала.
И однажды меня прорвало.