Ярость, злость на Питера Пэна, страх от потери собственного сына, страх перед одиночеством, ненужностью, все сменяется апатией, безразличием, опустошенностью.
Сердце болезненно заныло, нехотя лишая себя еще нескольких сантиметров золотой нити.
Сын не любит его. Бэйлфаер оставил бы собственного отца в этом доме, а сам ушел бы с Питером, ушел бы с этими мальчишками. Зачем ему старик, помешанный на магии, опьяненный властью и жестокостью. Он оставит его, обязательно оставит. Хочется вернуть все, как было раньше. Душевные разговоры, игры во дворе, смех в доме и взаимопонимание. Но нет, он Темный. Ничего этого уже не вернуть и даже магия не в силах ему помочь. Он обречен. Никто не любил простого, беспомощного прядильщика, никто не полюбит и властного Темного.
Твой личный ад, Румпельштильцхен. Твое личное проклятие. Тебе с ним и жить.
Гладкость нити сменила шершавость и Лахеса разочарованно поджала губы. Румпельштильцхен убивал себя изнутри. Ему не стоило погружаться в собственные мысли, страхи.
— Румпель! — крякнула старушка. Мужчина отрешенно повел плечом, отмахиваясь от нее.
— Папа! — мальчик, схватив отца за локоть, потянул к себе.
— Бэй? Как… Ты же… Что случилось? — Румпель непонимающе уставился на ребенка.
— Ты обещал мне, — стальные нотки с оттенком упрека вонзились острыми иглами ему в сердце.
Тук. Тук…
Нить стала тоньше.
— Я…
— Обещал. Обещал, что все будет хорошо. Обещал, что откажешься от магии. Обещал пойти со мной. Обещал довериться мне. Обещал не убивать людей. Обещал, что мы всегда будем вместе. Обещал найти меня. Обещал, что ничто нас не разлучит. Обещал исправиться. Обещал. Обещал. О-бе-ща-л.
Слова, сказанные родным сыном, били наотмашь. Оставляя после себя кровавые раны, рубцы, шрамы, ноющие всю его жизнь, напоминающие о его ошибках.
Невидимые силки сдавили горло, неизвестно откуда появившаяся тяжесть давила на грудь. Становилось труднее дышать.
Перед глазами было лицо Бэя, мокрое от слез, с прожигающими, полными ненависти, глазами.
Он снова ошибся. Пустые обещания. Слова на ветер. Одиночество. Мужчина потерял единственное, что было ему когда-либо дорого. Захотелось покончить жизнь самоубийством. Захотелось вспороть брюхо собственным кинжалом. Желание сопротивляться, бороться ради вдоха, покинуло его. Осталась апатия.
Лахеса возмущенно дернула нить, направляя Румпельштильцхена из дома.
Боль, подобна вырванному сердцу, разлилась по его телу. Подталкивая мужчину на выход. Нужно было найти сына, нужно было доказать, что еще не все потеряно.
Все потеряно.
Прошло несколько лет. Ни одного выхода. Ни одной зацепки. Ни одной подсказки. Он обречен на вечные страдания и сожаления. Он будет одинок. Всегда. А где-то там его сын. Тоже один. Без отца.
Мысли угнетают. Чувство вины душит. И помогает забыться только алкоголь. Днем и ночью. Ты потерял себя. Мозг затуманен дурманом и надежда на новую встречу с сыном с каждым днем становится все призрачнее и призрачнее.
Но ноги приносят тебя на корабль.
Румпельштильцхен потеряно смотрит на Милу, которая смеется ему в лицо. И не смотря на все, маленький, тлеющий огонек прошедшей любви еще согревает его израненное сердце. Когда-то они любили друг друга. Чтобы не случилось, она являлась матерью Бэя.
Монстр довольно карабкается по руке мужчины и, добравшись до шеи, присасывается к ее основанию. Он вытягивает все эмоции, всю жизнь из Румпельштильцхена и Темный, сидящий в нем, охотно делится этими с монстром.
Почувствовав, как что-то вонзилось в его шею, Румпельштильцхен осознал, что мир постепенно меняет краски. Злость охватила его, желая вылиться на единственного, когда-то родного для него человека. Никакого сочувствия. Никакой радости. К Миле не осталось ничего. Эта женщина погубила его. Погубила их семью и разбила сердце любившего ее сына. А сейчас, она стоит и называет его трусом. Человеком, которого она никогда не любила.
Когтистая рука поднимается в воздух, а на лице Румпеля виден оскал. Лахеса крепко держит золотую нить. Она боится тянуть. Он сделал свой выбор, а ее противодействие лишь может оборвать его жизнь.
Рука вырывает сердце Милы из ее груди. Вслед за сердцем тянется обычная, серая нить. Мужчина хмурит на мгновение брови, лишь тогда, когда между ними появляется третья старушка.
— Атропа? — он бросает мимолетный взгляд на старушку, что держит у самой нити золотые, острые ножницы.
— Неотвратимая. Как и все в этой жизни, — старушка, сгорбленная к самому полу, высохшая, с бесцветными, водянистыми глазами одобряюще кивнула ему. Румпельштильцхен с наслаждением раздавил сердце в своей руке, а серая нить была умело перерезана ножницами. Вот и все.
На свете не осталось никого, кто действительно любил бы его. Пепел осыпается из сжатой ладони на землю. С тем, как жизнь покидала тело бывшей возлюбленной, бывшей матери его сына с тем самым жизнь стала покидать его тело. Он не справился. Человечность уступила тьме.
Возле них появляется Клото и выхватывает нить из рук Лахесы.