Заблуждения толпы

Мрачный взгляд с лица на банкноте Федеральной резервной системы достоинством в 20 долларов отражает ту историческую иронию, которая непосредственно связана со Вторым великим пробуждением. Эндрю Джексон отвергал саму идею центрального банка и допускал отмену устава Второго банка Соединенных Штатов Америки в 1837 году. Пожалуй, срока хуже он не сумел бы подобрать при всем желании: почти одновременно страна увидела громкий крах пузыря, обернувшийся массовыми продажами государственной земли, спекуляциями с недвижимостью, взлетом и падением цен на хлопок. Когда пузырь лопнул, ни один национальный банк не смог выступить в качестве кредитора, чтобы спасти положение дел. Стала ощущаться нехватка валюты, которая погрузила страну в болезненную депрессию почти на десять лет и оставила без работы около 25 процентов населения. Точных экономических данных по той эпохе не сохранилось, однако можно предположить, что безрассудство Джексона обошлось стране крайне дорого и было вполне сопоставимо по последствиям с Великой депрессией сто лет спустя. Английский писатель Фредерик Марриет делился впечатлениями от Нью-Йорка после паники 1837 года: «Городом овладели подозрительность, страх и ощущение беды. Не ведай я истинной причины, то вообразил бы, что вокруг лютует чума, о которой до меня столь красочно писал Дефо [89]. Ни единой улыбки на лицах прохожих на улицах, поспешные шаги, озабоченные взгляды, скорый обмен приветствиями или поспешные разговоры о неминуемой гибели до захода солнца… Механики, лишившиеся работы, расхаживают взад и вперед с видом голодных волков. Глубокое потрясение передается подобно электрическому току всей стране, на расстояние в сотни миль. Каналы, железные дороги и все общественные работы замерли; ирландский переселенец сидит у своей лачуги с лопатой в руке и умирает от голода, а мысли его обращены к родному Изумрудному острову»²⁷⁷.

Второе великое пробуждение, которое к тому времени уже шло полным ходом, значительно ускорилось благодаря панике 1837 года. Вдобавок на свет появились многочисленные «раскольнические» движения, от мормонства до откровенно мошеннических духовных практик вроде «учения» сестер Фокс [90], якобы общавшихся с умершими и обманувших в том числе великого писателя и политика Горация (Хораса) Грили²⁷⁸.

Самым поразительным выглядит тот факт, что около ста тысяч американцев поверили в конец света 22 октября 1844 года. Это массовое заблуждение восходит к наиболее неожиданному из лидеров милленаристов – к скромному, непритязательному и склонному к самокопанию человеку по имени Уильям Миллер.

* * *

Миллер родился в 1782 году в городке Лоу-Гемптон, в восточной оконечности штата Нью-Йорк, был первым из шестнадцати детей в семье, прозябавшей в крайней нищете. Семья исповедовала баптизм и была крайне религиозной. Мать научила мальчика читать, однако бедность не позволила ему получить надлежащее образование. Подобно многим отпрыскам фермеров того времени он в промежутке с девяти до четырнадцати лет посещал школу только три месяца в году, от завершения сбора урожая до следующей посевной. Дома мальчик, полюбивший чтение, имел доступ лишь к отцовской Библии, сборнику гимнов и Псалтырю; щедрые соседи порой оделяли его популярной литературой – скажем, экземпляром «Робинзона Крузо». Отцу не нравились сыновьи пристрастия, он считал, что это помеха фермерским занятиям, так что юный Уильям обычно прокрадывался к очагу под покровом ночи, чтобы немного почитать при свете тлеющих углей²⁷⁹.

В возрасте двадцати одного года он женился и перебрался на несколько миль восточнее, через границу штата Вермонт, чтобы заниматься сельским хозяйством в доме своей жены недалеко от Поултни. Судьба распорядилась так, что этот городок был рассадником деизма, философии, которая предполагала наличие особого высшего существа, «Божественного часовщика», что наблюдает за своим творением на расстоянии; Библия для деистов – обыкновенная книга, в которой нет ничего боговдохновенного, не более чем полезный справочник по древней истории.

Обширная городская библиотека отражала эту свободу мысли: в ней имелись сочинения Вольтера, Юма, Пейна и многих других авторов, к творениям которых Миллер приобщался, сам постепенно становясь деистом. Вдобавок в Поултни он попал под влияние самого известного горожанина, Мэтью Лайона, конгрессмена, ветерана войны за независимость, ярого соратника Итана Аллена [91] и известного агностика²⁸⁰.

Чем усерднее Миллер знакомился с философией эпохи Просвещения, тем больше вопросов вызывала у него Библия. Почему Господь наделил человечество столь невнятной книгой, почему Он обрекал на смерть, муки, изгнание и голод несчастные души, неспособные верно истолковать этот текст? По мнению Миллера, само человечество тоже не оправдывало ожиданий: