За следующее десятилетие «железнодорожный король», как стали называть Хадсона, создал империю из доброго десятка железнодорожных компаний, в число которых входили и четыре крупнейшие в стране. Он руководил несколькими корпоративными советами директоров, там изучал маршрут новой линии, сям изволил прилюдно гневаться на собрание пайщиков и повсюду привлекал новый капитал. Его жизнь вращалась вокруг двух центров власти – Йорка, где он несколько сроков пробыл щедрым и любимым мэром, и национального политического центра в Вестминстере.
Хадсон был из тех, кто способен продать песок бедуинам. Он ухитрялся брать верх даже над самыми грозными противниками, среди которых особняком стоял Уильям Юарт Гладстон. Последний, самый, пожалуй, успешный политик девятнадцатого столетия, избрался в парламент в 1832 году в возрасте двадцати двух лет. Важно отметить, что в 1843 году он стал главой Торговой комиссии, через которую осуществлялись парламентские руководство и надзор за исполнением законодательства в области железных дорог. Затем он четыре срока исполнял обязанности канцлера казначейства, а еще четыре срока провел в кресле премьер-министра – с 1868 по 1894 год.
Эти два человека отличались друг от друга во всем: Хадсон, громогласный и необразованный, был типичным представителем йоркширских фермеров, а Гладстон, прошедший Итон и Оксфорд, являлся утонченным наследником рабовладельческого богатства. Они по-разному оценивали важнейшие вопросы тех дней; Хадсон принадлежал к ортодоксальным тори и был противником отмены протекционистских хлебных законов, а Гладстон, номинально тоже тори, был страстным сторонником свободной торговли.
Сегодня Хадсона назвали бы либертарианцем, недовольным всяким вмешательствам государства в торговлю, особенно в управление его драгоценными железными дорогами; Гладстон же рано осознал необходимость государственного регулирования экономики, становящейся все более технологичной. За несколько десятилетий до хищнических махинаций Джона Д. Рокфеллера [81] Гладстон уже предвидел, что сильнейшие железнодорожные компании могут вытеснить конкурентов из бизнеса посредством агрессивного снижения тарифов и тем самым фактически бросить общество на милость огромной железнодорожной монополии, – причем Гладстону все чаще казалось, что это будет монополия Хадсона.
В марте 1844 года, давая показания на заседании Торговой комиссии, Хадсон умело подчеркивал свое согласие с рядом идей Гладстона: ограничение количества конкурирующих компаний действительно послужило бы общественной пользе (не говоря уже о его собственной). Комиссия этим не довольствовалась, ее члены стали подробно расспрашивать Хадсона о том, как именно он устанавливает свои тарифы. Парламентарии хотели выяснить, почему сам парламент не вправе регулярно пересматривать тарифы на проезд. Хадсон, как всегда, оказался хорошо подготовленным и ответил, что не будет возражать против введения тарифов, устанавливаемых правительством, если парламент пообещает ограничить конкуренцию на железной дороге.
Отчасти умиротворенная ответами Хадсона, комиссия предложила относительно мягкое железнодорожное регулирование, которое предусматривало «парламентский тариф» в размере пенни за милю пути243. Этот законопроект разрешал парламенту пересматривать стоимость билетов для компаний, которые были настолько прибыльными, что могли выплачивать дивиденды выше 10 процентов от дохода, а также позволял правительству выкупить любую железную дорогу, проложенную после принятия закона и проработавшую более двух десятилетий.
Для Хадсона эти меры выглядели чересчур обременительными; он немедля бросил в бой свои легионы и написал Гладстону публичное письмо, в котором самым приятным и льстивым тоном перечислял возражения против положений законопроекта о снижении тарифов и опционе государственных закупок. Также по его наущению делегация владельцев железных дорог явилась на Даунинг-стрит, 10, и настолько поразила премьер-министра Роберта Пиля, что тот положительно отозвался о железнодорожных компаниях в зале палаты общин.
Гладстон понял намек и встретился тет-а-тет с Хадсоном, который включил все свое пресловутое йоркширское обаяние; позже председатель комиссии обронил: «Будет большой ошибкой смотреть на него [Хадсона] как на спекулянта. Это человек изрядной проницательности, обладавший немалым мужеством и предприимчивостью, очень смелый и вовсе не склонный к пустым фантазиям». Хадсон на встрече был так убедителен, что Гладстон отозвал законопроект; из первоначальных положений в итоге осталось лишь упоминание о фиксированном тарифе третьего класса244.