Заблудшая душа

— Я говорю с Глебом Корсаком? — Голос у собеседника был негромкий, грустный и какой-то тусклый.

— Да, — ответил Глеб.

Незнакомец несколько секунд помолчал и затем спросил, чуть громче, но с тем же обреченным выражением в голосе:

— Моя жена у вас?

— Что?

— Марина Зотова, — грустно пояснил незнакомец. — Я нашел ваш телефон в ее записной книжке. Она у вас?

— Нет, — сказал Глеб, выключил телефон и положил трубку обратно на тумбочку.

Шею Глеба обвили теплые нежные руки.

— Кто это звонил? — спросила блондинка.

— Ошиблись номером, — ответил Глеб. — Одевайся. Мне пора идти.

— У, какой ты скучный. — Девушка поцеловала его в плечо. — А знаешь что, ты иди по своим делам, я еще немного понежусь в постели. Так не хочется никуда выходить. Во сколько ты вернешься, Глебчик?

Глеб глянул на девушку через плечо задумчивым взглядом.

— Я, кажется, просил тебя не называть меня Глебчиком.

Девушка рассмеялась, перегнулась через Глеба, достала из пачки, лежащей на журнальном столике, сигарету и хмыкнула.

— Ну и зря. Тебе так идет это имя. — Она прикрыла глаза и повторила нараспев: — Гле-е-бчик.

Затем вставила сигарету в рот и прикурила от изящной зажигалки. Выпустила облако сизого дыма и с вызовом посмотрела на Глеба.

Корсак поднялся с кровати, надел брюки, подошел к креслу, поднял с него ворох женской одежды и протянул девушке.

— У тебя есть пять минут, — сказал он.

— А что потом? — усмехнулась девушка. — Застрелишь меня из своего травматического пистолета?

Глеб сдвинул брови и хмуро посмотрел на партнершу.

— Вот это взгляд! — воскликнула девушка в притворном восхищении. — Тебе никто не говорил, что ты похож на Роберта Паттисона?

Глеб поморщился. Девушка усмехнулась и махнула рукой с зажатой между пальцами сигаретой.

— Впрочем, — презрительно сказала она, — откуда тебе знать, кто такой Роберт Патиссон. У тебя ведь здесь даже телевизора нет, а в кинотеатры ты не ходишь.

Глеб ничего на это не сказал. И тогда она заговорила снова:

— Я тебе уже надоела, да? Ты ждешь не дождешься, когда я оставлю тебя в покое? Только со мной так не выйдет. Я тебе не какая-нибудь дешевая шлюха.

Глеб снова поморщился, как от зубной боли.

— Думаешь, от меня можно так вот запросто отмахнуться? — продолжала блондинка. — Переспал пару раз — и до свиданья?

— Это звонил твой муж, — сказал Глеб. — Прошу тебя, оденься.

Девушка раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого вскочила с кровати, яростно вмяла дымящуюся сигарету в пепельницу и стала быстро одеваться.

Одевшись, она вытащила из сумочки расческу и причесалась. Ее хорошенькое лицо было искажено гневом.

— Иди, открой мне дверь! — процедила она сквозь зубы, одаривая Глеба таким взглядом, что, будь он куском стекла, он бы разлетелся вдребезги.

Глеб, ни слова не говоря, вышел в прихожую. Девушка направилась следом за ним.

На пороге квартиры она обернулась и с угрозой произнесла:

— Я это запомню, Глеб. Советую тебе почаще оглядываться по сторонам.

— Спасибо за заботу, — поблагодарил ее Глеб. — Ты тоже под ноги смотри.

Девушка отвернулась и сбежала по ступенькам вниз. Глеб закрыл за ней дверь, посмотрел на свое отражение в зеркале, взъерошил ладонью волосы и хмуро произнес:

— Н-да.

Одевшись и выпив чашку крепкого кофе, он вышел в прихожую. Обулся, накинул плащ и повернулся к зеркалу. Лицо бледное, осунувшееся, под глазами фиолетовые тени, в глазах — усталость и скука. «Видела бы меня Маша», — подумал он вдруг.

При мысли о бывшей жене Глеб нахмурился, взял с полки связку ключей и, пребывая в самом мрачном настроении, вышел из квартиры.

2

Пресс-конференция «модного современного писателя Глеба Корсака» проходила в Центральном доме книги. Сам Глеб Корсак восседал за столом. Его каштановые, с серебрящейся прядкой, волосы были аккуратно причесаны, а глаза надежно упрятаны за темные стекла солнцезащитных очков.

Руку подняла журналистка из дамского журнальчика.

— Да, — кивнул Глеб.

Девушка поднялась с места и спросила немного свысока:

— Говорят, что у вас — как у писателя — наступил творческий кризис? Это правда?

— Спросите это у тех, кто говорит, — небрежно обронил Корсак.

— Значит, вы уже пишете новую книгу?

— Возможно.

— А нельзя ли поточнее?

Глеб хмыкнул:

— Вы хотите, чтобы я произнес монолог?

— А вы можете? — едко улыбнулась журналистка.

— Пожалуйста. — Корсак снял темные очки и положил их на стол. Взглянул на журналистку и сказал: — На свете все меньше вещей, которые могут выбить меня из колеи или заставить смутиться. Я научился без потерь переживать депрессии, душить в себе приступы меланхолии. Сдержанность и спокойное бесстрашие — вот что должно стать привычкой мужчины, переступившего сорокалетний порог. Я давно понял, что, например, давать нищему мелочь нужно не из жалости, а единственно потому, что так надо. Точно так же, как надо придерживать за собой дверь в метро, чтобы она не разбила лицо тому, кто идет следом. Этого требует закон необходимого приличия.

В первые секунды монолога журналисты замерли в удивлении. Теперь по их рядам пробежал недоуменный ропот.