За тихой и темной рекой

— Разрешите представиться, титулярный советник Белый Олег Владимирович, — столичный чиновник быстро извлёк из внутреннего кармана пиджака бумаги и протянул их капитану Ланкину.

Сергей Иванович уткнулся носом в документацию. «Слеп, как крот», — решил про себя Белый и осмотрелся вновь в надежде найти ещё один стул, на который он бы смог присесть. Такового не оказалось.

— Простите, — Рыбкин подхватился, вскочил на ноги и поставил свой табурет пред прибывшим начальством. — Присядьте. Как говорится, в ногах правды нет. Разрешите представиться: Рыбкин Станислав Валерианович. Вы позволите вам задать вопрос?

— Отчего бы и нет. Задавайте.

Любопытно, что заинтересовало поручика?

— Вы, случаем, не родственник Андрея Белого?

Вот те раз. Мало его в столице допекали этим вопросом. Так теперь ещё и на периферии.

— Нет. — резко ответил Олег Владимирович и, не подумав о последствиях, добавил: — К вашему сожалению, мы с поэтом Белым не родственники. А только однофамильцы.

— Вы знакомы с поэзией Андрея Белого? — поручик в восторге всплеснул руками. — Это просто восхитительно! Я лично считаю, что он звезда первой величины. Сейчас только входит в силу, так сказать, берёт разбег. Но он ещё покажет свою мощь. Вы со мной согласны?

— Простите, — Белый поправил галстук, слегка ослабив узел. В комнате, несмотря на открытое окно, было душно. — Я сейчас не готов обсуждать поэзию. Вы, наверное, заметили, я к вам прибыл совсем с иной целью.

— Да, конечно, — поручик смутился и ретировался к своему столу. — Простите. Конечно. Действительно, что это я… Приношу извинения.

Так, ещё одна осечка, начиная со вчерашнего дня. Белый мысленно обругал себя. Теперь Рыбкин спрячется в своей «коробочке», попробуй его оттуда выковырять. Белый тяжело вздохнул, достал из кармана платок, вытер со лба пот и произнёс, обращаясь к Станиславу Валериановичу:

— Ещё раз прошу прощения, у вас воды не найдётся? Душно здесь. И как вы только работаете?

— Привыкли-с, — ответил за поручика капитан, возвращая документы. — Поручик, принесите гостю графин, а мы пока утрясём некоторые моменты. Итак, — проговорил Ланкин, как только за Рыбкиным закрылась дверь. — Что вас интересует?

— Да многое что… Документация. Это в первую очередь. Во вторую, некоторые пояснения по поводу контрактов.

Ланкин напряжённо выдохнул, снова вытер пот со лба, а потел он обильно, и, словно решившись на последний шаг, произнёс:

— Что ж, не будем терять время. — Сергей Иванович поднялся, подошёл к сейфу у окна, открыл его и положил на стол проверяющему стопку бумаг. — Вот, здесь вся документация со дня прибытия полка в Благовещенск. Или вас интересуют более ранние документы?

— Нет. — Белый отрицательно качнул головой и открыл лежащую поверх стопки папку. — Достаточно будет и этого.

Анна Алексеевна просыпалась всегда рано, как говаривал батюшка, «с петухами и пастухами». Вот и сегодня встала ни свет ни заря, быстро оделась, пробежала в столовую, позавтракала, не дожидаясь родителей, и, прихватив ридикюль, выехала в город. Куда? Да просто в душе приятное настроение располагало к движению. И все!

Город жил своей жизнью, которая ей очень нравилась. Она помнила, как ей было скучно в Брест-Литовской крепости, среди небольшого числа сверстников, детей офицерского состава, которым с младенческих лет прививали чинопочитание. К примеру, ей нельзя было играть с братьями-близнецами, детьми унтера Удовцова. А с дочерью командира крепости, генерала Старовицкого, не то что играть, рядом стоять было противно. Сопливая ябеда, та постоянно ковыряла указательным пальцем в носу, при этом широко открыв рот. Даже теперь, спустя столько лет, Анне Алексеевне было про-тивно это вспоминать.

В Благовещенске всё было по-другому. Небольшой городок, в который её маменька ехала с большими сомнениями и неудовольствием, оказался местом очень даже приятным и, что самое главное, свободолюбивым. Это чувствовалось во всём. В том, как общались между собой папины сослуживцы, как вели себя с ней её подруги по гимназии. Да просто— как общались с ней, дочерью губернатора, первого человека в области, приказчики в магазинах и лавках: уважительно, но без подобострастия.

Девушке нравились улицы города. Она их сравнивала с улицами европейских городов, одновременно отождествляя и те и другие с человеческим характером. Улицы в Европе петляли, изобиловали резкими, неожиданными поворотами, тупичками, повторяя внутренний мир их жителей, людей закрытых, живущих в самих себе и только для себя. В Благовещенске улицы подкупали прямотой, открытостью, и даже некоторой незащищённостью. По ним можно было всегда, в любое время года, лететь в дрожках, соревнуясь с ветром, издалека видя конечную цель стремительного путешествия и не боясь того, что можешь кого-либо сбить. Вот и сегодня она хотела просто проехать по любимым местам, по тем магазинчикам, в которых выставлялся товар из Китая.