За пивом! Крупнейший пивной забег в истории, воспоминания о дружбе и войне

Рюкзак Рика весил, должно быть, уже фунтов 60, но он все равно таскал с собой все письма, написанные ему матерью и бабушкой, и каждый выпуск «Инвудского вестника», который ежемесячно рассылали всем нашим ребятам семь соседских девушек. Там было все о доме: кто с кем обручился, какая команда по софтболу заняла первое место, поэмы типа «Я люблю солдата», местные конкурсы ресторанных вывесок или сочинений на такие темы, как «Все дороги ведут в Инвуд». Плюс разные новости – вроде того, что наш квартал выставил аж шестьсот человек на ежегодный первомайский парад в честь Дня верности на Пятой авеню. Пробежав глазами один выпуск, я увидел, что и Полковник тут как тут, причем себе он явно не изменяет. Если верить сопроводительному письму, он честно хотел послать каждому по бутылке скотча, да вот беда – те не влезли в конверты. Поэтому что он делает? Правильно, вымачивает в виски десятки картонных подставок под пиво и рассылает их с инструкциями «прикладывать к языку каждые два часа».

За ограждениями мне стало попадаться все больше офицеров. То и дело приходилось останавливаться и объяснять им, какого черта я тут делаю. Я, как обычно, честно говорил, что просто привез соседским мальчишкам пиво, а они бросали на меня сердитые взгляды и отмахивались: «Ага, конечно!» И шагали себе дальше: еще один агент под прикрытием вертится на передовой, большая новость! Им сейчас было явно не до того, чтобы теребить Сайгон и проверять каждого встречного. Они объявили бойцам, что роту перебрасывают в долину Ашау, в провинцию Тхыатхьен-Хюэ в Южном Вьетнаме. Это стратегический пункт на самой границе с Лаосом. Там, рядом, пролегает Тропа Хо Ши Мина[49], по которой в страну контрабандой перебрасывают артиллерию и боеприпасы для Вьетконга. С севера на юг, отделяя одну страну от другой, тянется 1300-километровая горная гряда. Граница – хуже чем рыхлая. Как и та, что на юге, с Камбоджей.

Наши войска не забирались в Ашау с 1966-го, когда 4 батальона северян, по меньшей мере две тысячи солдат, окружили и уничтожили лагерь спецназа, весь гарнизон которого состоял из семнадцати зеленых беретов, пары сотен южновьетнамских добровольцев и горстки монтаньяр. Пятеро спецназовцев в тот день погибли и двенадцать были ранены, включая будущего кавалера медали Почета старшину Бенни Эдкинса, которому в какой-то чертов момент пришлось вести бой чуть ли не в одиночку, прикрывая нашу эвакуацию[50]. То еще местечко!

Рик и его отделение восприняли эту новость безо всякого нытья. Ребята просто закинули на плечи свои M16 и отправились в очередной патруль. И меня с собой прихватили. Мы прошагали не одну тропинку, но никого, слава богу, не встретили. Тут и там вставали холмы, украшенные каскадами рисовых полей переливчатого ярко-зеленого оттенка. Я сказал Даггану, что эта страна похожа на Ирландию. Было уже жарко, и мы встали на минуту под каким-то деревом, чтобы напиться из фляг. Я нашел поблизости камень и собирался уже присесть, как Рик крикнул мне:

– Не-не, Чики! Не вздумай! Это засохшее слоновье дерьмо.

Оказывается, полуголодные солдаты северян таскают свою артиллерию на слонах, как воины Ганнибала две тысячи лет назад, да еще умудряются и нас при этом поколачивать. Вот с какими людьми мы воюем. Впоследствии и Макнамара[51], да и сам президент Джонсон пришли к точно таким же выводам, у себя в Белом доме – за месяц до того, как первый подал в отставку, а второй отказался переизбираться но новый срок[52]. Они-то ушли. А мы остались.

Как я и сказал выше, мы никого не встретили в этом патруле, так что без приключений вернулись в расположение роты. Рик отправился к начальству с рапортом, а я остался рядом с радистом, который таскал с собой чертову уйму аппаратуры для радиоперехвата. В отделении был еще штатный переводчик, американец вьетнамского происхождения. К нам подошел молодой солдатик, устроился рядом и тоже принялся слушать разноголосицу на чужом языке: