Один из людей лежал на пороге, второй — Хомутий — и леший с безумными глазами повисли на плечах Тучко, который пытался выдрать из рук противника пистолет. Один из стволов дымился, во втором еще оставался заряд. Положение Хмурия Несмеяновича было незавидным: леший зашел к нему сзади и, захватив шею в тиски локтевого сгиба, медленно, но верно выворачивал ему голову.
У стены под окном валялся магический посох армейского образца.
Упыря не было видно.
Прежде чем Персефоний успел сообразить, что можно предпринять, Тучко выпустил одну руку Хомутия, нашарил за поясом нож и, не глядя, всадил в бедро лешему. Тот взвыл и ослабил захват. Тучко вырвался, но вислоухий Хомутий освободил руку с пистолетом. Отскочив на шаг, он поднял оружие и взвел курок, целясь в живот.
Персефоний метнулся вперед, чтобы закрыть Хмурия Несмеяновича собой. Едва ли пуля зачарована, он слышал, что на пули и стрелы очень редко накладывают чары, потому что это обходится слишком дорого. У него получилось не только заслонить Тучко, но и сбить его с ног. Выстрел ударил по лицу пороховыми газами, пуля врезалась в ребра чуть левее сердца. Рана была болезненной, но для упыря не слишком опасной. Персефоний бросился на Хомутия прежде, чем тот рассмотрел нового противника сквозь заволокшее комнату облако дыма, отбросил к стене и обрушил на него град ударов.
Хомутий оказался послабее своего напарника, с которым поджидал Тучко прошлой ночью, сразу обмяк. Но Персефоний в запале нанес еще несколько ударов, лишь потом сообразив, что понятия не имеет, как развиваются события у него за спиной. Оставив Хомутия, он обернулся.
Леший, выдернув застрявший в бедре нож, с хриплым воплем кинулся на Хмурия Несмеяновича, однако тот, не вставая с пола, перекатился к окну и, схватив посох, направил его навершием на противника.
— Хватит, Ляс! — крикнул он. — Лучше уйди.
— Некуда идти, Хмур! — прохрипел названный Лясом лешак, медленно приближаясь. — Сам должен понимать. Я только за тобой всегда шел.
— Уйди, Ляс! Пойми ты, все кончено!
— А лес-то все горит, — шепнул ему Ляс и замахнулся ножом.
Персефоний ждал, что сейчас с навершия посоха сорвется еще одна вспышка, но Хмурий почему-то не стал убивать лешего. Вместо этого он ловко ударил Ляса ногой под колено, а когда тот упал, оглушил нижним концом посоха.
Подобрав нож, Тучко медленно встал и хмуро посмотрел на Персефония, держа посох наготове. Молодой упырь не сразу сообразил, что человек с трудом различает его в темноте, и сказал:
— Это я.
— Да уж понял, — ответил Тучко. — Вернулся, значит.
— За мной долг… — начал было говорить Персефоний и вдруг вспомнил: — Еще один должен быть!
И, едва он это сказал, его шея оказалась в жестком захвате.
— Вот оно что, — пропел над ухом высокий голос упыря. — Значит, это про тебя Жмурка сказать пытался? Ну-ну, малышок, в наглости тебе не откажешь. Ничего, мы с тобой еще побеседуем об уважении к старшим, а пока у меня разговор к твоему нанимателю. Поздорову тебе, Хмур! Что ж ты так со Жмуром неласково обошелся? Он ведь тебе вроде как не чужой…
— Кончай трепаться, Торкес, — поморщился Хмурий Несмеянович, целя посохом в голову упыря. — Если хочешь что сказать — говори, а нет — хватит прикрываться салагой, выходи, померимся силой. Как в старые добрые времена.
— Не, не пойдет, — усмехнулся Торкес. — Для начала посох в окно выбрось. А не то я твоему приятелю дурную головушку-то отверну.
— А с чего ты взял, что он мне приятель? Смерти ему я не хочу, но если придется — спалю обоих. У меня тут как раз на вашу братию заклинание припасено.
— Ох, и грозен ты, бригадир! — шутовски восхитился Торкес. — Жмура пожалел, Ляса пожалел, а тебя, гадкий Торкес, не пожалею, пришибу, как комарика, и мальчонку с тобой не помилую. Чего тянешь-то? Шмаляй!
Однако Хмурий Несмеянович, как, видимо, и ожидалось, ничего не предпринял, он просто стоял, держа в правой руке нацеленный на упырей посох, а в левой — нож.
— Ладно, бригадир, вижу, ты не расположен к разговорам. Поболтаем в другой раз. А сейчас мы с малышом тихо-мирно выйдем отсюда и прогуляемся, пока я не потеряю тебя из виду.
Он сделал шаг к двери, увлекая за собой заложника. Тучко двинулся следом. Персефоний не выдержал и крикнул:
— Хмурий Несмеянович, там еще эльф и гн…
Он не договорил: Торкес сдавил ему горло.
— Да знаю, — проворчал Тучко. — Навязался ты на мою голову, ничего по уму сделать не можешь. Смотришь — и то не видишь. Или все-таки видишь? — явно со значением спросил он.
— Ничего он не видит! — оборвал Торкес. — Ты давай без шуточек, бригадир, у меня силы хватит, голыми руками так отделаю малыша, что потом хоть купай в крови — не склеится.
Однако Персефоний понял, что видит. Произнося последние слова, Хмурий Несмеянович едва заметно качнул нож — нож был знакомый, заговоренный. Это им Жмур едва не оборвал жизнь Персефония прошлой ночью. Только как он собирается воспользоваться этим оружием? Хоть он и опытен, но в ловкости, безусловно, уступит столетнему упырю!
А Хмурий Несмеянович все смотрел вопросительно, и Персефоний вдруг понял, чего тот хочет от него.