За несколько стаканов крови

Что послужило причиной конфликта между Эргономом и его загадочными подельниками, берендей мог только предполагать. По-видимому, неожиданно — к несчастью для себя, слишком неожиданно — перенесшийся с кладбища Гемье успел предупредить наемника о близкой опасности. Но тот еще раньше каким-то образом угадал, что сопровождавшие его маг и ковролетчик не простые авантюристы, а принадлежат к партийным кругам — то есть являются не теми, за кого, должно быть, выдавали себя. Сочтя опасность слишком большой, Эргоном убил их и скрылся на ковре-самолете.

— Но я ручаюсь: к телам он не приближался, единственно, к пилоту подошел, чтобы снять амулет от ковра, и сразу удрал, — добавил Яр. — То есть, во всяком случае, чародею он ничего подложить не мог.

Берендей выложил на скатерть три документа. Два были партбилетами с золотистыми профилями лидеров суверенитета на розовой корочке, причем сверху размещался профиль не вице-короля, а господина Перебегайло. Второй документ, выписанный на имя Скрупулюса Ковырявичуса, оказался любопытней. «Подателю сего препятствий не чинить ни в чем и любую помощь оказывать, ибо все, предпринятое оным, делается исключительно во благо суверенитета», — значилось на сером казначейском бланке, в верхней части которого также имелось изображение трех профилей, только верхним был уже женский. А внизу, потревоженная прикосновением пальца, переливалась всеми цветами радуги печать беспредельности полномочий.

— Печать, по счастью, поддельная, — сказал берендей. — Настоящая после смерти обладателя документа погасла бы, а эта и в наших руках светиться будет. Остальное — дело техники. А ведь сбывается твое предсказание, Хмур: протянуло правительство руки к бригадным кладам!

— Ну, это как раз неудивительно, — ответил Хмурий Несмеянович. — Удивляет меня другое: выходит, Эргоном теперь не вольный стрелок, а у Перебегайло на службе!

— С чего ты взял?

— Вот эта беспредельная индульгенция, конечно, нужна была для того, чтобы беспрепятственно провезти сокровища, — пояснил бригадир. — Но для чего маг и ковролетчик, имея на руках бумагу от дульсинеевской епархии, взяли на рискованное дело документы из чужой конторы? Явно для Эргонома, а это значит, что они однопартийцы. И это тебе еще один довод в пользу моего предложения.

— Не убедил, — возразил Яр. — Зачем тогда потребовалась поддельная печать? Перебегайло силовые структуры под себя гребет, он этой печатью может вполне официально пользоваться.

— И почему печать поставили на чужом бланке? — добавил Персефоний.

Едва сказал — сам тут же сообразил, что объяснение может быть только одно.

— По крайней мере маг, а скорее всего, и летун тоже служили Перебегайло не очень верно, — подтвердил догадку Тучко. — На самом деле они агенты госпожи Дульсинеи. Квалификация позволила Ковырявичусу подделать печать — а для того, чтобы взломать мои охранные чары, скажем прямо, квалификация нужна очень высокая.

Берендей с сомнением пожал плечами.

— Что ж он при своей квалификации с печатью так опростоволосился?

— Да нет, все правильно, — ответил бригадир. — Я слышал, у поддельщиков заговаривать что-либо на собственную смерть считается дурной приметой. В общем, эта бумага требовалась для того, чтобы доставить клад партии Дульсинеи. А мы ее по-другому используем. — И, обращаясь к Персефонию и Блиске, бригадир пояснил: — В Кохлунде делать больше нечего. Нужно бежать, потому что на хвосте у нас по-прежнему остатки бригады, а в довесок, как видим, еще и правительственные агенты. Сейчас делим деньги и расстаемся. Я уйду налегке. Двину в Психоцидулино — это такое бойкое местечко поблизости, там контрабандная тропа проходит. Связи у меня остались, денег вдоволь, так что махну в Забугорье. А вы все втроем двинете в империю. Музейная коллекция как раз границу вам и откроет.

— А вот тут фантазируешь ты, бригадир, — вздохнул берендей. — Передать коллекцию — это правильно, пусть все знают, что в Кохлунде ее больше нет и с нас взятки гладки. Но в империю уходить… разве забыл, кто мы с тобой такие? Нам туда кончика носа показать нельзя.

— Мне — нельзя, это верно, — согласился Тучко. — Поэтому я с вами и расстанусь.

— Я-то чем лучше? Тоже воевал…

— Да брось ты, Яр! — воскликнул Хмурий Несмеянович. — Сколько жизней ты уберег от меня и моих молодчиков вроде Эйса! Понимаю, ты по совести привык, но вот именно по совести, если из всех нас кто-то и заслуживает амнистии, так это ты.

— Амнистия не сделает меня из чужака своим.

— Чудо ты в перьях, а не берендей, — проворчал Тучко. — Свой, чужой… не смеши. Это тут мы все чужие. Кохлунд, конечно, кусок Накручины, но только кусок, а не вся она. Настоящая Накручина как раз там осталась, в империи.

— Не люблю я с насиженного места сниматься, — тяжело вздохнул Яр.

— С тобой жена, — напомнил бригадир. — И этого мальчишку тоже стоит увезти.