За грибным царем. Рассказы и повесть

Владимир Иванович Одноралов За грибным царем

СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ

Из щели в крахмальных шторах прямо в лицо Людмиле Васильевне падал острый луч солнца. Но она не щурилась и не моргала, свет не мешал ей вовсе. Она приказала Мишке Гаечкину встать и, пристально наблюдая, как розовеют у него уши, начала рассказывать про него.

По дороге в школу Мишка встретил двух малышей, которые возились на песочной куче со своими грузовиками, бросил рядышком портфель и предложил:

- Сейчас я вам дворец отгрохаю, - и принялся лепить из песка стены и зубчатые башни.

Малыши сопели от удовольствия и отыскивали бутылочные стекляшки для разноцветных окон.

И вдруг высоко, как с неба, раздался голос учительницы:

- Гаечкин, горе ты мое луковое, ведь ты уже за партой должен сидеть!

Слегка отряхнув от песка, она увлекла его с собой. И вот сейчас громко ругает, а он, ошеломленный новой промашкой, настойчиво смотрит в окно.

Школа стоит на краю пригорода, и отсюда далеко видна сонная стальная река. Над кудрявыми пожелтевшими берегами носятся в ясном небе черные птицы - ссорятся, успокаиваются и снова кричат.

Мишка очнулся, когда ему позволили сесть. Он сел и тут же ощутил, как в затылок ему шлепнулся бумажный шарик, послышался чей-то смешок, но он был так уничтожен, что даже не обиделся.

Урок назывался «Чтение». На единственной картинке - похожий на татарина муравей беседовал со стрекозой, смахивающей на обиженную девочку. Людмила Васильевна неслышно скользила между партами и говорила стихи о встрече двух этих существ. В руках она баюкала указку, иногда оглядывалась на картину, словно наблюдая, правильно ли ведут себя герои знаменитой басни.

- «Ты все пела? Это дело: так поди же попляши!» - назидательно сказала она и, холодно взглянув на стрекозу, подошла к окну, открыть форточку.

В класс проник запах высушенных кленовых листьев и грачиные вскрики. Там, где кричали над лесом птицы, по шелестящей тропинке суетливо бегал мужичок-муравей, уже закутанный в полушубок. Иногда он останавливался, шевелил усиками, прислушивался: не катит ли зима? И ему навстречу тащила свои звенящие слюдяные крылья попрыгунья-стрекоза. Уже сейчас ей было знобко ступать в легких балерининых тапочках по сырой земле.

- Она насмерть замерзнет? - взволновался вдруг Мишка.

Людмила Васильевна, сохранив строгость в лице, досадливо ответила:

- Ты не понимаешь смысла басни, Гаечкин.

Она хотела еще раз растолковать, почему муравей не пустил стрекозу в дом, но горбатая школьная нянечка вытряхнула из медного колокольчика столько звона, что учительница еле перекричала шум, задавая уроки на дом…

Мишка выскользнул из школьного двора самым первым и решил, что никто не видел глиняно-желтых, больших для его ног ботинок. Они, правда, не болтались, потому что на нем были еще толстые вязаные носки. Но все же он прятал их от чужих глаз.

Попутчиков у него не оказалось, кроме гремучих листьев, которые, перегоняя его, кувыркаясь и подпрыгивая, неслись вдоль по улице. Мишка двинулся за ними и вдруг услышал за спиной чей-то масленый голосок:

- В песочек пошел играться? - Румяный, как городская булка, одноклассник, видно, от скуки решил его подразнить.

- А тебе завидно? - буркнул в ответ Гаечкин, подозревая, что тот заметит сейчас ботинки.

И тут в голове у него сверкнула счастливая мысль. Он выставил перед толстячком левую ногу (ботинок на ней выглядел приличнее) и спросил:

- Видал?

- Ну и что? - озадачился насмешник.

- А то! Это семимильные ботинки.

- Такие только в сказке бывают, и то сапоги…

- А давай попробуем наперегонки!

И они рванулись по извилистой дорожке, размахивая портфелями и пугая заплутавшихся кур.

Сопящего от натуги и закутанного по горло толстячка Мишка обогнал легко, хотя тоже чуть-чуть задохнулся. Добежав до злополучной песчаной горки, он передохнул и крикнул:

- Ну что, видал?

Дома в первый раз затопили печку. Она приятно потрескивала сосновыми дровами, словно прожевывая их в розовой пасти. Бабушка заскучала одна и так обрадовалась Мишке, что даже забыла заставить его вымыть руки. А за то, что он без капризов съел картошку, похвалила:

- Молодец, без остатка съел, волков бояться не будешь…

При чем тут волки, Мишка не совсем понимал. Если напустить в глаза мыла и при этом не расплакаться, то тоже не будешь волков бояться… Отчего так? Но у бабушки улыбка хорошая, когда она говорит это. И вообще ей грех врать, она не врет.

Допивая сладкий чай, он вспомнил про стрекозу. Сейчас ей особенно худо. На улице вон стало темно, и ветер уже не шебуршит, а знобко воет в трубе. Придется ей ночевать на холодной кочке, под дырявым листом, где нет ни картошки, ни сладкого чая. Мишка задумался и поглядел на темное бабушкино лицо (она говорит, что от солнышка потемнела) и решил ей все рассказать.

- А ты бы пустила стрекозу до самого лета? - спросил он под конец рассказа.

- Да не жалко… Пусть бы пожила, каждая тварь жить хочет, - поразмыслив, решила бабушка.

- И я бы пустил, - согласился Мишка.