Z.O.N.A. АТРИум

Потом они долго шли молча, прислушиваясь к звукам, долетавшим с болот, оглядывались по сторонам и время от времени встречались взглядами. При этом выражение ее лица становилось все мрачнее, будто ей на глаза в очередной раз попался предмет, который она давно собиралась выбросить, но опять забыла это сделать. А Кудесник притворно улыбался, хоть и знал, что это ее неимоверно достает. Он понимал, что убийца ее отца, с которым она вынуждена вместе идти по тайге, потому что одной ей здесь не выжить, был не самым лучшим компаньоном, но выбора у нее не было.

Он остановился и поднял руку. Девушка тотчас замерла, глаза ее сузились, брови сдвинулись к переносице, образовав на лбу несколько глубоких вертикальных складок. Она пристально всматривалась в ту сторону, куда указал Кудесник, но ничего подозрительного не видела. Внезапно из кустов можжевельника послышалось мирное квохтанье. Бродяга, ступая как вор, приблизился к кустам и, выставив вперед руки, прыгнул.

— Не знаю, как ты, — сказал он, выбравшись из кустов и держа за шеи двух крупных глухарей, — а я бы перекусил немного. Готовить умеешь?

Она долго не подходила к костру. Стояла в сторонке и искоса следила за действиями бродяги: сначала он искал сухое место, затем собирал хворост, а после соскабливал с головок спичек свечной парафин и разводил огонь. Несколько раз он предложил ей помочь ему, но понял, что вряд ли чего-нибудь от нее добьется, и делал все сам. На болотах сложно найти сухие ветви, поэтому ему приходилось отлучаться от места привала довольно далеко, и каждый раз, возвращаясь, он думал, что девчонки там уже нет, но она терпеливо ждала. И хотя Кудесник не мог этого видеть, в ее глазах читалось облегчение, когда вблизи снова слышались его хлюпающие по мокрой траве шаги. Невидимая нить, связывающая их, становилась все прочнее и прочнее. Кудесник объяснял себе это тем, что боится потерять проводника, а девушка — что, оставшись одна, погибнет вне болот, но все это было лишь поводом, чтобы не думать, что у них возникла хоть и призрачная, но все же зависимость друг от друга.

— Да что же ты делаешь? Дай-ка сюда. — Не в силах спокойно смотреть, как он неумело пытается ощипать птицу, она подошла к костру и присела напротив.

Кудесник усмехнулся и позволил ей взять из его рук глухаря. Ему понравилось, как девушка быстро перебирала пальцами, выщипывая перья. Сразу было видно, что она этому делу обучена с детства.

— Я видел, вы едите оленей, — сказал Кудесник, когда она воткнула в ощипанную птицу сделанный из ржавой железяки острый нож. — Не боитесь?

— Их едят не все, — метнула она в него колкий взгляд. — Мы не племя индейцев, у нас каждый за себя. Если кто-то решает есть оленя, никто ему не будет перечить. На болотах мало что водится съедобное.

— Почему же вы тогда не уйдете? Как вы там вообще живете?

— Уходили. — Девушка выпотрошила одну птицу и взялась за другую. — Но выходили на сухое место немногие, а некоторые потом возвращались. Нас мало кто принимает на суше за людей.

— Но ты все-таки решила попробовать?

— Решила. И никто не заставит меня передумать.

— Хм… Неужели такая решительность связана только с тем, что тебя не примут обратно в твоей деревеньке? У вас и вправду такие суровые законы? Или ты просто ждала повода, чтобы уйти?

— Не твое дело, — отрезала она.

Завороженный отточенными движениями ее рук, Кудесник перестал следить за костром, и пламя едва не погасло. Подбросив в огонь последние запасы, он снова ушел на болота искать пригодные для горения сухие дрова, а когда возвратился, в воздухе носился аппетитнейший запах жареной птицы. Девушка продолжала вертеть жердинки, чтобы «дичь» обжарилась равномерно со всех сторон, и в ее взгляде Кудесник уже не заметил первоначальной, затаенной, казалось, на всю жизнь злобы.

«Даже запах от приготовленной женщиной еды лучше, чем в бродяжных харчевнях сама еда», — подумал Кудесник, сложив принесенный хворост и подбросив несколько сучьев в костер.

Наколотое на жердины мясо темнело на глазах, превращалось из бледно-розового в коричневатое, источая раздражающий аппетит запах.

Хоть в этом был плюс болот — зверье здесь почти не водилось, поскольку вонь, к которой уже привык бродяга и которую никогда не замечала девушка, звери на дух не переносили. Ну а те, кто был слишком смел или глуп, забредая в поисках неизвестно для чего в самое сердце болот, отправлялись на завтрак к гельминтам. А потому здесь можно было смело жечь костры и зажаривать хоть слона — на запах могли сбежаться лишь мелкие, боязливые зверушки родом из обоих миров, которые терпеливо ждали окончания трапезы, чтобы поживиться остатками.

Кудесник подождал, пока девушка утолит голод, — по тому, как жадно она уплетала свою порцию, было ясно, что бедняжка не ела подобной пищи достаточно давно, — и потом лишь решился на диалог.

— Как зовут-то тебя хоть, скажешь? — спросил Кудесник, отложив в сторону пустую жердину.

Девушка перестала жевать и подняла на него ясные голубые глаза.

— Лена, — ответила она и впилась зубами в последний кусок «шашлыка».