З.Л.О.

Осенью 2004 года Следак сдал в суд дело главаря банды неонацистов из Купчино. Дело вышло громкое. Ребятишки слыли настоящими головорезами. Не щадили никого. Нападали поздно вечером на любых прохожих неславянского типа на улице, убивали в метро и в электричках. Убивали панков и антифашистов. Убили правозащитника, свидетельствовавшего против их братков на судах. Убивали своих отступников, тех, кто испугался и решил уйти из банды. Убили даже директора издательства, выпустившего книгу об их банде. Их ловили, судили, сажали, а убийства не прекращались, пока с большим трудом не взяли их главаря — Зиги, орудовавшего своим охотничьим ножом с умением мясника и точностью хирурга. Допрашивая Зиги, Следак не мог не отметить, что суждениями своими и даже внешностью главарь очень похож на Кобылинского, который, кстати сказать, принимал живейшее участие в его поимке. Следак прикидывал в уме, мог ли Кобылиныч стать таким, как Зиги, родись он лет на десять позже, и не мог однозначно ответить себе. Зиги и его ребята сильно напомнили ему гопников из черняевской юности, которые отлавливали их, металлистов, и заставляли называть пятьдесят названий хеви-метал-групп, стригли их наголо противными армейскими машинками и долго с оттягом били тяжелыми ботинками по бокам, повалив на землю. Но не только гопников, а еще и лихих бандосов девяностых напоминала ему банда Зигфрида — той бесшабашностью, презрением к человеческой жизни, организованностью и полной бесперспективностью. Просто пешки в чьей-то политической игре. Детишки, не желающие взрослеть. Из чьей звериной жестокости и одурманенных голов мудрые политиканы давно научились извлекать свою грязную выгоду. Ради интереса Следак даже послушал музыку, которую играли наци-панки на своих шабашах. Вполне себе приличный жесткий хардкор, так называемый «ой» — быстрая разновидность панка, который душа металлиста Блока не жаловала, но принимала как родственный ритуальный шум. Только тексты, естественно, специфические людоедские. Убей этих, убей тех.

«Нет, все-таки Кобылиныч, наверное, никогда не стал бы таким, он ведь полный индивидуалист, не любит, когда ему говорят, что надо делать, потому и бегает до сих пор в более-менее свободных операх. Да и убивать — это не его. Что-то давно я с ним не выпивал», — подумал Следак и поехал к Кобылинычу в гости. Кобылиныч несказанно обрадовался старому дружку. Они повспоминали армию. Кобыла рассказал, как брал Зиги, а Следак рассказал ему, что у Зигфрида такие же татухи на плечах, как у Кобылы, и тот долго ругал жидовских неонацистов. Конечно же, они чудовищно напились, и по первому снегу Кобылиныч поехал провожать Следака домой. И, проводив до парадной, отправился в Валгаллу, закрыв Следака «арийской» грудью от нацистской пули. По иронии судьбы Кобылиныча убила Валька Валькирия, подружка Зиги, находящаяся в бегах и поклявшаяся застрелить следователя, раскрутившего ее любимого на полную катушку. Все случилось так быстро, что Следак даже не заметил, как Кобыла среагировал на поднятый перед ними пистолет и, не раздумывая, прыгнул, оттолкнув друга в сторону, на всю жизнь оставив в голове Ольгерта вопрос, смог ли он бы поступить так же. Мгновенно протрезвев, Следак в прыжке сбил Валькирию с ног, выбил из ее бритой головы сознание и скрутил по рукам и ногам ремнем и шарфом. Потом сдал мертвого Кобылиныча «скорой помощи», Валькирию — ментам, а сам всю ночь проплакал без слез на груди своей маленькой Веры.

Хоронили язычника-арийца Кобылиныча по православному обычаю — вопреки его воле, зато по желанию тихих заплаканных старичков-родителей, которых Следак увидел впервые. Отпевали его в маленькой уютной Шуваловской церкви, и это был последний раз, когда Следак появился в храме по своей воле. Его отношения с религией на тот момент окончательно расстроились. Именно с религией, потому что с Богом, у которого он постоянно просил то совета, то прощения с того момента, как в его голове поселился титан, Следак жил в полном согласии. Вернее, с заповедями — ну насколько это позволяла брутальная мужская природа. Жить в согласии с верой Следаку не давал пытливый ум. Главное в вере — не задавать вопросов, воспринимать все догмы безоговорочно и без рассуждений. Задумаешься — утонешь. И Следак давно утонул в своих поисках природы зла, перешерстив все верования от анимистов и зороастрийцев до синтоистов и манихейцев. Родное православие, с уютными церквами, услаждающими душу хорами и всепонимающими ликами, на долгое время стало его тихой обителью. Но Следак умудрился разочароваться и в нем. Ну как разочароваться — просто потерять интерес к внешней атрибутике и Божественной диетологии, как Следак именовал посты.