XIV принцип

— Во-во! В Северных Пустошах ворпстоуна много, а здесь ворпстоун добывают из варп-камня. Поэтому варп-камень такой цен­ный. Понятно?

— Куда понятнее. А как добывают?

— Ну, берут и добывают. Чем больше камень, тем больше ворпстоу­на, тем больше возможностей. После каждого употребления камень светится все слабее, пока не превращается в обычный булыжник.

Их беседу прервало появление Асушан. Хозяйка дома успела пе­реодеться в другое платье, с меховой оторочкой и ромбообразной золо­той брошью на груди.

— Пора кушать, — позвала она.

— Честно говоря, я не голоден, — попробовал отказаться Сергей, вспоминая о необычных вкусах скейвенов.

— Можете не беспокоиться, — улыбнулась хозяйка. — Я знаю, что Древние не все едят. Я только птиц пожарила и разные растения вкус­ные нарезала.

— Она смотрит в самое сердце! — засмеялся Шарскун, спрыгивая с кушетки и хлопая по плечу замешкавшегося приятеля. — Пора под­крепиться. Да! — он повернулся к жене, вытащил из ножен подарен­ный меч и протянул скейвенше. — Настоящий! С рунами отражения.

— Ой! — всплеснула лапами она, взяла меч и сделала им несколь­ко ловких круговых пасов. — Такого в Эшинбланте нет.

Она вернула меч гордому мужу и повела гостя к столу.

Дети уже их ждали в обеденном зале, выстроившись по росту у стола.

— У вас прекрасная семья! — искренне заметил Второй и поинте­ресовался: — Как детишек зовут?

Шарскун насмешливо переглянулся с женой и ответил:

— Мальчиков — Шарскун, а девочек — Асушан. Большие имена они получат, когда мальчики перный раз побывают в настоящей битве, а девочки, когда выйдут замуж и родят.

— Что ж! — философски согласился гость. — Зато не сложно за­помнить. Возьму на вооружение, когда женюсь.

— Помолимся?! — предложил Шарскун и скрестил лапы на груди. Вся семья последовала его примеру и хором продекларировала: «Слава Рогатой Крысе и будь прокляты Готрек Турниссоп и Феликс Ягер!»

— Коротко, но искренне, — буркнул себе под нос Сергей, садясь за стол.

В остальном обед прошел в традиционном для всех порядочных се­мей стиле — первой наполнили тарелку гостю, потом детям, начиная с самых маленьких, последними приступили к еде разомлевший от до­машнего уюта Шарскун и счастливая от присутствия рядом супруга Асушан.

После обеда Сергею оказали большое доверие и уложили его спать с десятком самых младших крысят, которые тут же облепили растерян­ного путешественника со всех сторон и мгновенно уснули.

— Самая заурядная, можно сказать, ситуация, — лежа тоскливо думал тот. — Сплю я в крысиной норе, с крысятами под одним одея­лом, и даже не испытываю дискомфорта. Если все пойдет так дальше, то я женюсь на крысе, и она отучит меня кусать ногти. Нет. Хочу же­ниться на Наоле. Буду пить кровь, если ей приспичит.

И он уснул. Все-таки сказались и перенесенная дорога, и пережи­тое потрясение от полета в капсуле инжи, и знакомство со строгой, но гармоничной культурой скейвенов.

— Вставай, лежебока! — толчком разбудил его Шарскун. — Я до­стал два билета в театр.

— Сколько времени? — недовольно пробурчал Второй.

— Двадцать пять без малого, — ответил скейвен. — Представление начинается ровно в двадцать пять тридцать. Надо торопиться. Если опоздаем, наши места отдадут студентам.

— Да, Конфуций и не мечтал об этом, — кряхтел Сергей, подни­маясь с кровати и натягивая сапоги. — Студентам! Какого хрена? Мы — взрослые люди... и скейвены! Нам должны места уступать, а не мы.

— Не ной, — хихикнул Шарскун. — Я узнал, что пьеса очень хо­рошая.

— Про что?

— Про королей и королев.

Очутившись в скейвенском театре, Второй отметил, что ин­терьер увеселительного заведения поразительно схож с интерьером МХАТа. Даже обшивка кресел была того же шинельного цвета, разве что роль осветительных приборов выполняли многочисленные факелы, что, в свою очередь, придавало дополнительную пикант­ность и торжественность обстановке. Свободных мест в самом деле не было.

Ровно в назначенное время громыхнули литавры, и массивные по­лотняные кулисы разъехались в разные стороны, открывая искусно по­строенную декорацию замка. На сцене появились два скейвена-актера в костюмах стражников и с алебардами в лапах.

— Ишонусах шук о шук хасоо, — продекламировал один из них гу­стым баритоном и показал лапой на стену замка.

— Хишотух оосун! Ширусан мих цусахо ит, — пробасил вто­рой.

Из ворот замка вышел худенький скейвен в бархатном камзоле и книгой в лапах.

— Перевести? — склонившись к другу, спросил Шарскун,

— Не надо, — отказался Сергей и добавил: — Я эту пьесу наизусть знаю.

— Интересная?

— У нас считается одной из лучших.

— Очень хорошо, — обрадовался проводник. — А то болтают вся­кое! Развратная пьеса, говорят. Глупые крысы!

— Толкни меня, когда он «быть или не быть» скажет, — попро­сил молодой человек, устраиваясь удобней в кресле и закрывая гла­за.

К реальности его вернул взрыв бешеных аплодисментов, Сергей зевнул и посмотрел на Шарскуна. Тот утирал рукавом куртки запла­канную морду.

— Ну, как тебе? — спросил Второй.

— Клянусь Рогатой Крысой! Эту пьесу мог написать только скей­вен! — воскликнул крыс. — Какая глубина! Какое благородство! Какая славная смерть!