Ни разу.
— Записки?
— Да. Короткие. Довольно обрывочные. Всего несколько листков.
— Из них, выходит, существенная часть посвящена моей скромной персоне?
— Вы обиделись?
— Нет. Хотя, если откровенно, все это… Ну, в общем, не слишком приятно. Я что же, правда похож на курортного альфонса?
— Про альфонса у герцога нет ни слова.
— Слова всегда воспринимаются в контексте, а в моем случае контекст вроде бы именно такой. Или я ошибаюсь?
— Не знаю. Откровенно говоря, не слишком задумывалась на эту тему. Впрочем, это — всего лишь первое впечатление. Потом, насколько я понимаю, ваши отношения с герцогом Текским стали едва ли не дружескими?
— Ну, «дружескими» я бы никогда не осмелился их назвать. Его сиятельство был человеком довольно замкнутым и, что называется, держал дистанцию.
— Из его записок следует иное…
— Там есть еще что-то обо мне?
— Разумеется. После встречи в аэропорту вы ведь не оставляли его почти ни на минуту, с момента пробуждения и до глубокой ночи…
— Надеюсь, я не показался ему вдобавок еще и навязчивым?
— Вовсе нет. Говорю же, у меня сложилось впечатление, что герцог относился к вам с симпатией. Причем с возрастающей. Ваша забота трогала его…
— Спасибо. Что до заботы, то, знаете, я… я… просто боялся.
— Чего же?
— Неужели не понятно? Я боялся, что все повторится снова, как и с доктором Брасовым… С ним-то мы точно были почти неразлучны, и все же кто-то уловил момент…
— Иными словами, вы опасались за жизнь герцога Текского?
— Ну, конечно!
— Кто же, по-вашему, ей угрожал?
Кароль Батори внезапно и надолго замолчал.
При этом взгляд его, устремленный на Полину, был и тревожным, и обиженным одновременно.
Похоже, он не понимал, всерьез задает она свои вопросы или камуфлирует ими некий скрытый смысл, информацию, которой владеет, но не хочет делиться. И склонялся к последнему. Слишком уж наивными по меньшей мере были эти вопросы.
Именно так.
Потому взгляд светло-голубых глаз излучал и тревогу, и обиду, и даже некоторое раздражение.
Полина смотрела прямо.
И не нарушала паузы.
Молодой человек не вызывал у нее неприязни.
В отличие от Влада Текского она с первого взгляда не сочла его похожим на курортного красавчика, охотника за богатыми невестами и скучающими перезрелыми матронами.
К тому же причина первого мимолетного раздражения герцога была ей понятна: он был немолод, не слишком хорош собой и напрочь лишен самоуверенного обаяния герцога Джулиана. Созерцание чужой молодости способно испортить настроение не только стареющим женщинам, как
Принято считать. Мужчины подвержены этой слабости едва ли не в той же мере.
Ей Кароль Батори вовсе не казался плейбоем.
И даже напротив.
Сквозила в его юном облике некая отрешенность и, пожалуй что, аскетизм даже. Так, по ее, Полининым, представлениям, мог бы выглядеть молодой монах, адепт сурового ордена, слегка одержимый своей беззаветной верой, возможно — фанатик, душевнобольной, наглухо отгородившийся от внешнего мира.
Впрочем, рассуждал молодой Батори более чем разумно и беседу поддерживал вполне адекватно.
Нет, не фанатик, конечно, подумала Полина, но слегка одержим, как, впрочем, и все истинные ученые.
Надо полагать, и доктор Брасов был таким же, если не в большей степени, одержимым и оттого — немного странным.
Но и только.
Они познакомились вчера в китайском ресторане, практически сразу же после того, как разговор за их столиком зашел о нем.
Внимательно наблюдая за живописной компанией из своего угла, он без особого, надо полагать, труда догадался об этом.
И не стал разыгрывать безразличие.
Просто встал и подошел к столу, остановившись, правда, на некотором почтительном расстоянии.
— Мне показалось, что разговор идет обо мне. В таком случае, быть может, вы позволите представиться?
Такое начало понравилось всем.
Даже лорду Джулиану, несмотря на то что «незыблемые традиции» явно были несколько нарушены. Молодого человека немедленно пригласили к столу.
Говорили о многом, однако основная беседа была отложена на следующий день.
Провести ее предстояло Полине.
Теперь они пили кофе с Каролем Батори в небольшой, Довольно уютной кофейне в старом городе.
Пили долго, но до окончания разговора было еще далеко.
Впрочем, народу в кофейне было немного, никто их не
Тревожил.
Молчание затянулось.
Всем своим видом Батори выражал теперь явное недоумение. Но сдался — заговорил первым:
— Полагаю, вы не хуже, чем я, знаете ответ. Тот же, кто погубил доктора Брасова.
— Вам известно имя этого человека? Или — этих людей?
— Разумеется, нет. Мне не известно ничего более того, что известно всем. Де-юре.
— Значит, существует еще и де-факто?
— Разумеется, да. Однако к тому, что существует на самом деле, не слишком применимо понятие «де-факто».
— Ах вот как? Иными словами, вы, как и многие здесь, разделяете так называемую вампирскую версию?
— Знаете, госпожа Вронская, если бы полгода назад кто-нибудь задал мне этот вопрос…
— Понимаю, вы бы рассмеялись в ответ и сочли собеседника невежей. Понимаю. Однако скажите мне вот что, господин Батори, отчего вы так легко предаете того, кого, как утверждаете, боготворили? Вашего учителя и патрона — доктора Брасова.