We began it all (СИ)

Дилан обороняется, напротив, в каком-то щадящем режиме, всё ещё не до конца осознавая серьёзность ситуации. Он несколько раз зовёт Нормана по имени, словно может разбудить младшего брата из какого-то дурного сна, но, конечно же, этого не происходит. Норман в сознании. И полон надежд. Как только Дилан, наконец, исчезнет!.. – стучит в его висках, вместе с пульсом.

Они катаются по мёрзлой земле некоторое время, и её состояние даже позволяет им практически не запачкаться. Ну, не мило ли с её стороны?

В какой-то момент, Дилан ударяется затылком о какой-то особенно крупный камень в пределах места их драки, и этот удар первым по-настоящему замедляет его движения, саму скорость мышления. Норман пользуется и этим, без зазрения совести. Он хватает брата за шею, и прикладывает его голову о камень ещё раз, и ещё, снова, снова, снова, всё никак не достаточно. Наконец, глаза Дилана закатываются, а пальцы, вцепившиеся в материал парки младшего брата, расслабляются. Норман не берётся судить, мёртв ли Дилан или просто в глубоком обмороке от нанесённых травм и кровопотери, но проверять Норману нисколько не интересно. Он откатывает тело Дилана к едва заметно колышущейся поверхности трясины, которой нет особой разницы, сколько трупов в ней захоронят, верно?

Дилан весит гораздо меньше, чем форд, а потому процесс его погружения медленнее и куда как более впечатляющ. Но – Норман не уверен, когда именно – это происходит.

Он думает о том, чтобы попрощаться. Получить какой-то знак, что всё закончилось благополучно, но затем вспоминает, что мама осталась одна, приводить номер Марион в порядок, и ей не рекомендуется заниматься такой серьёзной уборкой в её положении, и вообще – она, наверняка, ждёт его назад как можно скорее, волнуется.

Норман улыбается болоту, отряхивается и отправляется домой.

хХхХх

Глаза Нормы немного расширяются, когда она понимает, что Норман вернулся один, и что это может означать. Она лишь сглатывает громко, прежде чем погладить сына по щеке с не вполне ясной эмоцией на лице и отвести его в тепло. С приборкой она не так давно покончила самостоятельно, судя по всему, и теперь они могут забыть всё, как ночной кошмар.

Мама ничего у него не спрашивает.

хХхХх

Они полностью успокаиваются и ощущают свою усталость лишь к полудню, и Норма предлагает плюнуть на распорядок дня и просто лечь спать. Они укладываются вдвоём, естественно, по-другому после минувшей ночи и не вышло бы.

Норма всё ещё не задаёт никаких вопросов, не поминает имя старшего сына. Неизвестно, боится ли она узнать правду, или же не считает нужным высказывать таким образом своё одобрение от случившегося, чем бы оно ни было.

И Норман решает сам проявить инициативу.

- Дилан решил уехать, – шепчет он матери на ухо, как сказку на ночь. – Он просил извиниться перед тобой, за всё, мама, ты уж попытайся простить его. Ведь он всё-таки уехал. Он послушался тебя, наконец. Он теперь сам по себе. Всё у нас будет хорошо.

- К-конечно, – подтверждает Норма, и если её голос и звучит прерывисто в этот момент, Норман милостиво не заостряет на этом внимания, гладя маму по голове. – Будет.

- Я люблю тебя, мама.

- Я это чувствую, малыш, – отзывается она. – Я люблю тебя тоже.

Норман наглядно доказал свою любовь сегодня, так ведь? Он спас её от Дилана, заставил его уйти насовсем. Он сделал Норму счастливой. С этой радостной мыслью, Норман и засыпает.

хХхХх

И она снится ему.

Его мать – непогрешимая богиня, красивая, тоненькая, с непривычно строгой причёской, в наглухо запахнутых одеждах, с возвышенным благородством на лице, не свойственным простым смертным.

Его мать – живая, отчаянная, энергичная, создающая чрезвычайно много шума и стремящаяся к свету, яркая и нарядная женщина, с испугом, замершем на самом донышке хрустально-голубых глаз.

Его мать – и Норы – чудесная, немного замкнутая, но всё равно невероятно сильная, с усталостью в изгибе прекрасных губ, с округлым животом, в котором происходят чудеса.

Норман видит её всю, видит каждую её ипостась, каждый её момент, видит единую Норму, царящую в его пропащей душе.

Будь рядом со мной всегда, - хочется ему сказать ей. Потому что он мог, пусть и болезненно, но пережить потерю родственника. Мог справиться с расставанием с любимой девушкой. Мог разорвать дружбу и без особых переживаний ждать появления новой. Но мама.

Мама ощущается чем-то настолько нужным (до зарезу), незаменимым (никем другим), великолепным (только держись!), что даже воображать себе подобной неизмеримой величины утрату не выходит, не испытав при этом смертельный, чернее чёрного, страх.

Будь рядом со мной всегда. – Требование, просьба, мольба, приказ. Норману кажется, впрочем (и вполне справедливо), что Норма согласна на это. Ему даже нет необходимости озвучивать это вслух.

хХхХх

Дилана никто не ищет.