Warm

– Ладно, Гордей, что-то я в одиночестве в ведьму превращаться стала. Так оно, наверное, и происходит, вначале уединяешься от людей, потом начинаешь их тихонько ненавидеть, а потом нос крючком, взгляд исподлобья, летающая метла.

Гордей заржал, широко раскрыв рот. Ольга, заразившись его смехом, тоже рассмеялась.

– Реально, имя Забава тебе идет, – посмеявшись, произнес Гордей.

– Забава? Мне кажется, это имя для меня подходит, как насмешка. Это как дистрофика назвать Арнольдом.

– Перестань. Нормальная ты. Хочешь, оставайся Ольгой, будешь, как княгиня Ольга.

– Эта которая за мужа отомстила, людей вместе с кораблем в землю закопала?

– Та самая. История, правда, хранит о ней не самые лучшие воспоминания, но женщина она была достойная.

– А когда ты собираешься назад?

– Ну, теперь-то завтра с утра. С тобой или без тебя. Но я вернусь, вернее, мы вернемся, чтобы почистить припасы, которые я разведал и забрать тебя, силой, – Гордей вложил в последнее слово всю иронию, на которую был способен.

– Как говорят в вашей сказке, утро вечера мудренее. Утром я дам ответ, остаюсь или иду с тобой.

Где-то наверху неистовствовала гроза. Через тяжелую железную дверь передавались раскаты грома. В подвале, с горящей свечой было по-домашнему уютно. Ольга накормила Гордея еще одним ужином, после которого его начало клонить в сон. Он сопротивлялся, чувствуя неловкость за свою слабость. Девушка постелила ему на пол одеяло и сделала подобие подушки из старого пальто.

– Сто лет не спал на постели, – Гордей вытянулся на приготовленной постели и сразу уснул, растянув губы в блаженной улыбке.

Ольга долго не могла уснуть, тяжело переживая необратимость надвигающихся перемен. Ей хотелось остаться здесь, но она понимала, что после того, как доест последние припасы, начнется обратный отсчет дней жизни. Этот мужчина, прицепившийся к ней, как клещ, вначале показался ей навязчивым и опасным, но теперь, когда он безмятежно спал в ее убежище, она почувствовала исходящую от него уверенность. Останавливал ее только страх за свою внешность. Ожоги породили в ней комплекс, будто она превратилась из красавицы в дурнушку, над которой все будут насмехаться. Обессилев от невозможности выбрать единственное решение, она уснула, решив, что решение придет утром, на свежую голову.

Гордей проснулся раньше. Начал шарить в полной темноте свечку и нечаянно схватился за ногу Ольги. Девушка вскрикнула.

– Извини, извини, я свечку искал. В туалет хочу, капец как, не знаю в какой стороне дверь.

– Держи, – Ольга сама нащупала рукой Гордея.

В руке у нее находилась свечка и коробок спичек. Гордей разжег свечу. Слабое желтое пламя осветило подвал. Он нашел дверь, с трудом, чуть не потревожив содержимое внутренних органов, выбрался в узкую щель.

– Надо кувалдочкой подстучать, – решил он, оглядывая места, в которые упиралась дверь.

Прошедший накануне дождь еще не успел впитаться. Рядом с развалинами дома Ольги стояла большая лужа. Гордей решил, что он не сильно подпортит экологию если облегчится прямо в нее.

Рассвет только начинался. Он больше не был похож на прежний, яркой нитью проступающий на горизонте, с четким кругом солнца. Теперь рассветы были похожи на светлеющее размытое пятно, на полтона светлее, чем остальной небосвод. Насыщенный влагой воздух, тяжелый и густой, впитывал в себя солнечный свет, оставляя поверхности не больше десятой части от того, что давал раньше.

С обратной от рассвета стороны мерцало красное зарево. На фоне проступающих из тьмы руин домов, похожих на могильные холмы, становилось не по себе. Гордей скорее закончил утренний моцион и с большим физическим и моральным облегчением вернулся в подвал.

– Не знаю, как тебе, но мне у вас страшновато. В Зарянке никто не погиб, там все по-прежнему. Нет этого ощущения, что ты на кладбище, что ты зашел на территорию, принадлежащую теперь покойникам.

– Гордей, это все твое воображение.

– Не исключено. У меня с воображением проблем нет, это же неотъемлемая часть живого человека.

– Ха, так вот почему у меня его совсем нет. Я же давно умерла, – Ольга рассмеялась, – страшно?

– Немного, если представить, что это так и есть на самом деле. Коллективные страдания жителей вашего поселка, материализовавшиеся в образе единственной девушки.

– Ну, ты загнул. У меня самой мурашки по спине забегали. А, я поняла, эти запугивания часть плана, чтобы я сделала выбор в пользу переселения в вашу этнографическую деревню?

– Эти? Нет, эти только для того, чтобы я не остался. А ты, что, так и не надумала?

– А у меня есть выбор? Вы же все равно придете ко мне, как доедите свою квашеную капусту?

– Придем, и не только из-за того, что закончилась еда, но и из-за безграничного человеколюбия.

– У вас там прямо общество святых, монастырь какой-то.

– Не монастырь, мы себя ни в чем не ограничиваем, в рамки аскетизма не загоняем, просто такие подобрались. Простой образ жизни как-то сам нас сделал такими, человеколюбивыми, хотя я и произнес изначально это слово с иронией.