— Не осталось провинций, которые бы мы могли объединить, Тирион, — сказал Император спустя мгновение. Его голос был резким от едва сдерживаемых эмоций. — Не осталось никаких армий. Нет никаких тлеющих углей сопротивления, которые бы мы могли раздуть в восстание, — он говорил медленно, как будто каждое слово причиняло боль. — Империя, которую я — которую Зигмар — построил, обратилась в прах. Её сравняли с землёй и превратили в ничто.
Гельт наклонился вперёд, оперевшись на посох.
— Император прав. Силы, которыми мы располагаем сейчас — это всё, что у нас осталось. У всех нас.
— Ещё одна причина в пользу контроля бесчисленных мертвецов, — вмешался Влад. — Мы забросаем их голодными трупами, — он посмотрел на Императора. — И возможно отомстим им за те злодеяния, которые они обрушили на наши земли.
— Не говоря уж о силе, которую они дадут твоему хозяину, — сказал Карадриан, заговорив впервые за всё время. — Что он будет делать с такой армией, когда наш общий враг будет побеждён?
— Да, эльф в чём-то прав, — прохрипел Хаммерсон. Он указал пальцем на Влада. — Живые не доверяют мёртвым. Мои люди знают это лучше других. То, что мы должны сражаться рядом с эльфами, само по себе плохо, но они-то по крайней мере живые.
Влад улыбнулся и развёл руками.
— Ты загадываешь слишком далеко для того, кто болтается над пропастью, масте Хаммерсон, — он огляделся. — Нет никаких гарантий, что даже с мёртвыми под нашим командованием мы сможем отбросить врага. К чему волноваться о будущем, когда настоящее находится под угрозой?
— Потому что это будущее, за которое мы сражаемся, — произнёс Император. Он окинул взглядом собравшихся. — Выживания недостаточно, друзья мои. Как и победы. Одно без другого в лучшем случае будет пустым триумфом, а в худшем-пирровой победой. На мгновение его глаза встретились с глазами Влада. Влад отступил, его красивые слова вдруг приобрели вкус пепла во рту. — Этот мир — всё, что есть, и что будет у наших людей. Мы нигде не сможем укрыться, никуда не сможем убежать.
Пока Император говорил, Влад увидел, как Лилеат побледнела и сделала шаг назад, прижав руку к горлу. Он лениво задумался о том, какой секрет она могла скрывать, что заставил её так отреагировать, но затем произнёс:
— Тогда что вообще мы здесь делаем? — он обвёл рукой окружающих. — Каким бы красивым ни был этот лес, я не выберу его своей могилой.
— Как и любой из нас, — сказал Император. — Поэтому что бы мы не решили здесь, это решение должно быть единогласным. Мы должны встать плечом к плечу или погибнуть по отдельности.
Влад посмотрел на Нагаша, а затем на остальных. Он улыбнулся и покачал головой.
Это было довольно сентиментально. Но одной сентиментальности не достаточно, чтобы склонить собравшиеся здесь силы к единству.
Храм Ульрика наполнился звуком шагов. Облачённые в робы, жмущиеся друг к другу фигуры наводнили темноту, шипя и бормоча в отвратительной манере. Странные, нечеловеческие силуэты прыгали в тёмных альковах и проходах. Звериные формы карабкались по цепям, свисающим с купола, питаясь гниющими телами, которые на них висели.
Бледные силуэты качались и танцевали в такт трубным звукам флейт перед троном Тёхглазого короля. Они были одеты в шёлк и парчу, пахли сладкими маслами и духами, а их копыта и когти были покрыты золотом. Они пели и смеялись в танце, нежно царапали друг друга и размазывали по телу кровь, будто это были лепестки роз. Волынщики — неопрятные, жирные чумоносцы присели на возвышении и играли дуэльные мелодии, а кудахтающие розовые ужасы аплодировали им и всячески поддерживали.
Канто Непоклявшийся шагнул вперёд сквозь безмолвные ряды Мечей Хаоса. К своей чести Рыцари Хаоса не сдвинулись с места с тех пор, как заняли свои позиции несколькими неделями ранее. Демонетки в своём танце двигались между ними, но ни один из рыцарей даже не дёрнулся. Канто резко сделал жест рукой, когда она из рогатых и парнокопытных красавиц совершила пируэт по направлению к нему, и существо отскочило в сторону, удостоив его мрачной улыбкой. Её клешни щёлкнули по боку его шлема, когда он проходил мимо.
Когда Канто подошёл к трону ближе, он бросил всё ещё дымящийся шлем Налака Эшатонского на пол.
— Меняющий пути передаёт привет, — произнёс Канто, когда волынщики застыли, а ужасы перестали смеяться. Шлем, состоящий из миллионов осколков затемнённого стекла, переливался тысячью разных цветов. Он напомнил ему о другом шлеме, который принадлежал дугому преданному последователю Тзинча, давно и далеко отсюда. Он выбросил из головы эту мысль.
Архаон, до сих пор лежавший на своём троне, сел.
— Налак. Я не знаю его, — на его коленях покоился Гхал Мараз. Даже сейчас, молот наводил ужас на Канто. Ни одна смертная рука больше не возьмёт его, но даже так, он казалось жаждал смерти и уничтожения. Его смерти, и уничтожения тех, кому он служил. Другие призывали Архаона обойтись без него, разбить его или выбросить со стен города. Их тела теперь висели на цепях наверху, вместе с другими, кто испытывал терпение Архаона.