В «Моби Дике» Бог, в конце концов, побеждает, сатанинские силы разбиты, как это было предсказано еще на Древнем Олимпе. Победа досталась дорогой ценой – итог этой смертельной схватки выражен в одной фразе, которая в случае с «Моби Диком» звучит так: «И спасся только я один, чтобы возвестить тебе». Мифический дьявол тут нужен для того, чтобы человек вытерпел и перенес все тяготы землетрясений и извержений источающих огонь и серу вулканов, однако добро и зло обречены вечно идти рука об руку друг с другом.
«Кто-то может задаться вопросом, как так произошло, что Мел-виллу, – пишет Мюррей, – изначально и в глубине своей хорошему, доброму, любящему, благородному, почтительному человеку-идеалисту – оказалось суждено почувствовать необходимость написать злую книгу?»[222] Почему тот так резко восстал против западной ортодоксии, так же как Байрон, Шелли или любой другой писатель, до него создавший произведения, где действует сатанинское начало? Так же гневно, как Ницше или самые радикальные его последователи наших дней? Есть вопросы, которые мы будем задавать себе бесконечно и на которые никогда не получим ответа. Но именно
Я рассматриваю этот роман как миф о войне между добром и злом, в которой герой, воплощающий в себе сатану, репетирует войны между богами, и это происходит еще до того, как Эдип вырвал себе глаза, до того, как Прометей оказался обреченным на муки из-за того, что передал свои знания первобытным людям, до того, как Афина встретилась с демонами в Орестее, до того, как Сократ выпил яд. В нем действует Сатана, в нем ведется неизбежная война духов. Вечные войны продолжаются. Когда Жанна д’Арк в пьесе Джорджа Бернарда Шоу «Святая Иоанна», привязанная к столбу, погибает на костре, она выкрикивает великий вопрос: «Доколе, о Господи, доколе?» Этот вопль будет слышен до тех пор, пока у людей сохранится понятие о Боге и Сатане – именно из борьбы между ними произрастают те качества, которые делают нас людьми. Из этих глубин рождается великая литература. Мы никогда не увидим, что эта борьба завершилась. Сражение, как и показано в этом мифе, продолжается, пока мы остаемся людьми, и оно предоставляет нам возможность наслаждаться самыми глубокими и радостными переживаниями.
Часть 4. Мифы для выживания
Глава 16. Великий круг любви
Состояние ума, позволяющее человеку выполнять работу такого рода [наука], сродни тому, что ощущает глубоко верующий человек или любовник.
Мефистофель:…То Матери!
Фауст (вздрогнув):… Что? Матери?
Мефистофель: Дрожишь?
Фауст: Как странно! Матери, ты говоришь…
В предыдущих главах мы видели, как шовинистически настроенный Пер Гюнт пытался найти себя, скитаясь по свету. Но он во все большей степени впадает в отчаяние, и это продолжается до тех пор, пока он не встречается со смертью лицом к лицу. В конце концов он обретает истинного себя только в присутствии Сольвейг и через ее женскую любовь.
В мифе о принцессе Шиповничек мы видели, что к ее освобождению не привели усилия тех принцев, которые выказывали только свою молодецкую удаль и силу в попытках прорваться через изгородь из густых зарослей. Но оно произошло в присутствии того принца, который не применял грубую силу, а придерживался тактики «креативного ожидания» и уловил момент, когда изгородь с колючками и шипами расступилась сама по себе и когда они вместе с принцессой смогли по-настоящему присутствовать друг для друга.
В описании других мифов, например в гетевском «Фаусте», есть борьба, пусть она и не заканчивается конкретным разрешением конфликта, как в данном случае в мифе о равенстве мужчин и женщин.
В каждой из этих драм освобождение и женщины, и мужчины оказывается возможным только тогда, когда каждый из них достигает понимания нового мифа, присущего противоположному полу, что выливается в новые и весьма значимые психологические взаимоотношения. Они тогда оба вырываются за пределы своего прошлого существования, наполненного пустотой и одиночеством.