У Саньки Балашова начиналась новая жизнь. Не понарошку. Всерьез.
Объект поразил Саньку прежде всего своими размерами.
Громадная, перепаханная тракторами, автомобилями, экскаваторами строительная площадка пересекалась траншеями, котлованами. Там и сям торчали недостроенные корпуса под ручищами башенных кранов, штабеля кирпича, досок, непонятные сложные детали монтажных узлов лежали под навесами, толпились многочисленные жилые вагончики и дощатые прорабки. И вместе с тем было довольно безлюдно.
Но размеры и сложность ошеломили и испугали Саньку.
— Неужели это все мне... одному надо будет... — пробормотал он.
Главный расхохотался:
— Испугались? Да-а, тут немудрено испугаться. Нет, брат Александр Константиныч, это не только ваше, вернее — наше. Мы тут только субподрядчики, только подземный монтаж трубопроводов и колодцев под задвижки делаем. Таких управлений, как наше, здесь больше десятка работает — несколько строительных, отделочники, монтажники, кабельщики самые разнообразные, механизаторы — черт ногу сломит. Вот кому потеть приходится, так это технадзору заказчика. За каждым ведь глаз нужен.
Они прошли в дальний угол стройплощадки к видному издали ярко-синему дощатому домику — прорабке.
Вокруг домика на штабелях досок, на трубах, просто на земле в самых живописных позах сидели и лежали рабочие в брезентовых робах и резиновых сапогах.
Они лениво приподнялись при появлении главного и Саньки, поздоровались.
Работали только двое пожилых рабочих — неторопливо затесывали длинные широкие доски — шпунт для крепления стенок траншей. Лицо главного стало медленно наливаться бурой краской.
— Где Филимонов? — спросил он.
Из прорабки показался громадный детина лет тридцати пяти, одетый в такую же робу, как и остальные, только поновее и почище.
Он был без шапки. Густые русые волосы спадали на широкий лоб, серые глаза глядели холодно и твердо, в полных, резко очерченных губах торчала потухшая папироса.
Филимонов был колоритен, статен и нетороплив.
— Перекуриваете? — зловещим тихим голосом спросил главный.
— Ага, перекуриваем, — спокойно ответил Филимонов.
— И давно?
— Давно. С утра.
Щека главного стала подергиваться.
— Ты что, Филимонов, издеваешься надо мной? — совсем уж тихо, почти шепотом спросил он и вдруг закричал: — Почему не работаете?! Почему не копаете?! Где экскаватор?!
И тогда Филимонов тоже закричал:
— Ага! Где экскаватор? Вот я тоже хочу знать, где он, куда вы его дели. Вся бригада загорает, а до конца месяца девять дней. Потом будем по две смены вкалывать, а уважаемое начальство будет над душой стоять и погонять — давай, давай! Это вы умеете — давай, давай! Это легче всего. А чего давать? Лопатами прикажете трехметровой глубины траншею рыть, да?!
— Погоди, не ори. Толком скажи: где экскаватор?
— Сторож говорит — вчера вечером пришел трейлер, погрузил нашу копалку — и тю-тю! — на профилактику увез. На три дня, говорит. А мы загораем, у нас солнечные ванны.
— Как на профилактику? — опешил главный. — Почему мне не сказали? Да что они, мерзавцы, ошалели — в конце месяца профилактику! А ты чего молчал? Почему с утра не позвонил?
— Десять раз вашему заместителю звонил, — буркнул Филимонов, — до вас попробуй дозвонись утром, двухкопеечных не хватит.
— Ну прохвосты, ну механизаторы, я им сейчас покажу! — пробормотал главный, повернулся так, что щебень брызнул из-под каблуков, и, забыв про Саньку, ринулся куда-то бежать.
И опять Санька почувствовал себя ненужным и забытым.
Он стоял под любопытно-ироничными взглядами рабочих, судорожно мял в руках кепку и не знал, куда деваться, что делать. Потом наконец решился, подошел к Филимонову, протянул руку.
— Здравствуйте, — сказал он, — меня зовут Са... это... Балашов Александр Константинович.
— Очень приятно. Филимонов Сергей Васильевич, — с достоинством ответил бригадир. — Вы по поводу пересечки кабеля?
— Нет. Я к вам мастером назначен. — Санька поглядел Филимонову прямо в глаза и отметил мгновенно вспыхнувший в них интерес.
— Вон оно что... Понятно. Мне говорили. Ну что ж, теперь мне полегче будет. Это хорошо. А то я и с чертежами, и с накладными, и с требованиями на материалы совсем упарился. С писаниной этой хоть писаря нанимай.
Саньке не понравился намек, но он промолчал.
Рабочие поднялись со своих мест, медленно окружили Саньку, разглядывали его. Он стал знакомиться, жать руки.
Филимонов подошел к двери прорабки:
— Ну что ж, заходите, милости прошу. Принимайте хозяйство.
Лицо у него было серьезное и немножко отчужденное.
— Заодно и выпишите несколько требований на склад, я пошлю людей, — сказал он.
Санька потоптался на месте, покраснел и тихо сказал:
— Вы знаете, я не умею. Я ни разу еще не выписывал. Вы мне покажите, пожалуйста, как это делается.
Филимонов внимательно поглядел на Саньку и вдруг улыбнулся во весь рот, улыбнулся не насмешливо, не обидно, а хорошо, по-доброму, и лицо его сразу стало совсем молодым, даже чуть мальчишеским, и очень симпатичным.