– Ты не думай, не ты один такой, все люди в той или иной степени «деятели»: все напрягаются, все что-то делают, все куда-то торопятся. Как ты думаешь, почему я все время пью чай? Можешь не отвечать. Я сам отвечу. Ты думаешь: когда же этот Мо лопнет? Он пьет чай до поединка, он пьет чай сразу после поединка, он пьет его чайник за чайником. Стыдно, кстати, так думать о своем уважаемом учителе. И не говори, что ты так не думал, – соврешь. А старый Мо пьет чай не просто так. Он хочет показать тебе, что он никуда не торопится, что ничто не может вывести его из равновесия и что делать ему ничего не надо. Заметь, кстати, делать ему вроде ничего не надо, а все уже сделано. Поединок с тобой успешно проведен. Причем к обоюдному удовольствию, ведь ты целый, невредимый и в хорошем настроении. Новый ученик завербован, причем такой, каких не то что в Ирландии, но и в Азии поискать. И вот он уже лекцию слушает, открыв рот. А я вроде как ничего не делал, даже чаю успел попить.
Ну, про чай ты можешь в конспект не записывать, это так, чтобы ты понял. А понять ты должен вот что. Твой ум рассматривает воинское искусство, как ветряную мельницу. Кстати, ты когда-нибудь видел настоящую ветряную мельницу?
Ветряную мельницу я видел. Когда я учился в медицинском институте в Союзе, у меня было несколько небольших группок из людей, которых я обучал воинскому искусству. Одна из них была бесплатная и если честно, то только в ней я передавал искусство без утаек. Нельзя сказать, что остальных учеников я обманывал, ведь они платили мне деньги, причем по тем меркам немалые. Точнее было бы сказать, что я показывал им с некоторыми ошибками. Все было так, как надо, за исключением одной-двух небольших неточностей. Переиначенная таким образом техника продолжала работать, но в ней уже не было «скрытой» защиты, страховки, которая обеспечивала максимально возможную безопасность. Если коротко, то модернизированная мною техника была почти «как настоящая», но при малейшей ошибке в исполнении становилась очень опасной для самого исполнителя. Мне не казалось, что я делаю что-то неправильно: пусть эти бездельники доводят технику до безупречного уровня и все будет работать. А если я увижу, что они стараются, то, может, и покажу им, как это делается по-настоящему. Но никто из них особенно не старался, так что никому из них по-настоящему правильно я так и не показал.
В бесплатной группе все было иначе. Ребята мне ничего не платили, об этом не могло быть и речи, ведь мы были друзьями. Но учиться они хотели очень, мою науку ценили весьма высоко и всячески старались выразить мне свою благодарность.
И вот однажды мои «бесплатные» ученики решили сделать мне подарок – свозить меня на зимних каникулах в Литву. Тогда выехать из Союза за границу было невозможно и Прибалтика считалась самым европейским местом, которое мог посетить простой советский гражданин. И там ребята повели меня в ресторан литовской национальной кухни, расположенный внутри настоящей мельницы. Обед в ресторане на меня особого впечатления не произвел, а вот мельница… Высоченный дом, построенный так, что он мог (подобно флюгеру) поворачиваться вокруг огромного столба, чтобы ветряк мог ловить ветер. Сам ветряк с деревянными лопастями (размером, как мне помнится, примерно с четырехэтажный дом), к сожалению, не крутился, но выглядел очень внушительно.
Выслушав мой рассказ, Мо сказал так:
– Ты воспринял мельницу как турист, на которого самое большое впечатление производит видимая часть – огромные крутящиеся лопасти. Такой недалекий человек восторгается, охает и ахает, забывая, что сам по себе ветряк никому не нужен, ведь главная работа, для которой предназначена мельница, – это молоть муку. Но работа жерновов видна только профессионалу – мельнику. Таково и твое боевое искусство: ты машешь руками, как мельница, совершенно не обращая внимание на то, что происходит у тебя внутри. Да если бы ты даже и обратил, все равно бы ничего не понял. Так что в мире боевых искусств ты не мастер-мельник, а простой турист, который в мельнице видит всего лишь огромное устройство, вращаемое ветром, а не агрегат, предназначенный для производства муки, из которой потом сделают еду.
Слова Мо меня огорчили – слишком много в них было правды. Неужели я, которого учили такие мастера, я, одержавший победу в десятках смертельных поединков, действительно всего лишь турист в мире боевых искусств?
Увидев мое расстройство, Мо неожиданно принялся утешать меня.
– Не огорчайся, – успокаивающе сказал он. – Твой дед и Ван построили из тебя прекрасную мельницу, мало кто умеет так эффективно махать руками, как ты. За то время, которое ты учился у них, никто не смог бы научить человека большему. Они сделали важнейшую работу – создали внешнюю часть здания. А наша задача – наполнить его содержимым, чтобы ты понял, для чего все это было построено.
Его слова меня удивили: ни деду, ни отцу, ни Вану и в голову бы не пришло успокаивать меня. Видимо, подход Мо действительно был совершенно другим. Похоже, мне действительно придется серьезно переучиваться.