Взрослая девочка

— Одри, конечно, уже нельзя назвать ребенком, но она еще несовершеннолетняя. И если мадмуазель Ведженс наотрез откажется заботиться о ней, Одри попадет в интернат. Не забывайте, что ее тетушка завещала дом Берте, и Берта в любой момент может потребовать, чтобы Одри оттуда съехала. Я считаю, что такой поворот событий был бы позором для Фирмы, — пояснил свою позицию Жюльен. — Если мы не позаботимся о дочери Софи Дюшансе, мы проявим черную неблагодарность по отношению к памяти одной из наших лучших сотрудниц.

Сандрин качнула головой, поддерживая сына.

— Но в чем же все-таки проблема? — поинтересовался отец. — Дом большой, там хватило бы места для всех. Неужели Берте проще остаться одной в пустом и гулком доме, чем делить кров с милой пятнадцатилетней девчушкой?

— Берта отнюдь не считает ее милой, — усмехнулся Жюль. — Скорее несносной и своенравной. Если ей верить, то это исчадие ада, которое не желает ни учиться, ни слушать чьи-то советы. Одри оканчивает коллеж, скоро экзамены, а она перестала посещать лекции. Когда тетушка или Берта пытались говорить с ней, Одри просто включала на полную мощность музыку, при звуках которой старушки вздрагивали и начинали заикаться. Мадам недовольна ее прической, манерой одеваться, картинками из журналов, которыми Одри украшает комнату, и так далее, и так далее… Одним словом, ничего нового. Банальный конфликт поколений.

Жюль усмехнулся. В его двадцать семь — а это почти что тридцать! — эти проблемы уже казались далекими, давно решенными и даже надуманными.

— Мама права, — продолжил он. — Хоть Берта и преувеличивает масштабы бедствия, ей правда тяжело, она не справляется. Но Одри тоже не позавидуешь, эта Берта Ведженс — ужасная зануда… Я не раз убеждался, что ни ее, ни покойную тетушку Хелен нельзя назвать хорошими воспитателями. И я ничуть не удивлен тем, что Берта попросила позаботиться о дальнейшей судьбе Одри именно меня. Мы с малышкой неплохо ладили.

— Попросила! — Огюст Фермэ подпрыгнул бы на месте, если бы не лень, охватившая его после еды. — Она заявила, что мы просто обязаны ей помочь! Я чту память Софи, я замечательно относился к ее малышке, но мне интересно, почему Берта так категорично требует помощи? Я рад, что ты согласился взять это на себя, но откуда такой тон? Что мы ей, родня?

— Не родня, — кивнул Жюль и взял с тарелки еще один круассан. — Но покойная Софи Дюшансе была лучшей художницей по ткани, какую только помнит Фирма, и мы сегодня процветаем отчасти благодаря ей. Ты сам не раз говорил, что это ее эскизы рисунков для шелка открыли нам дорогу к сотрудничеству с ведущими модными домами. А значит, мы поступим благородно, если проявим ответственность за судьбу ее дочери.

Огюст был вынужден согласиться с сыном. Софи действительно многое сделала для их успеха. Но ее прошлое… Софи много лет была свободной художницей, а если точнее — хиппи-бродяжкой. Она совсем юной покинула родную Францию и колесила автостопом по Соединенным Штатам, подрабатывая тем, что рисовала портреты прохожих и бренчала на гитаре.

Когда Софи поняла, что ждет ребенка од одного из многочисленных приятелей, с которыми сводили ее бесчисленные дороги Северной Америки, она вернулась домой. Вскоре у нее родилась дочь, которую назвали Одри. Со временем молодая мама остепенилась, нашла работу. И даже сделала головокружительную карьеру, когда ее рисунки случайно увидел один из сотрудников Фирмы и показал их Огюсту Фермэ.

Софи удалось сколотить неплохой капитал, получая доходы с продаж авторской ткани и дивиденды с акций, поскольку мсье Фермэ посоветовал ей вложить деньги в развитие Фирмы.

Но бурная молодость напоминала о себе подорванным здоровьем. И Софи умерла в расцвете лет, оставив маленькую Одри на попечение своего старшего брата Поля Дюшансе и его жены — англичанки Хелен. Поль всегда тревожился за судьбу непутевой сестры, очень радовался, когда она остепенилась. И после ее смерти стал заботиться о маленькой Одри.

Чего не скажешь о Хелен. Тетка никогда не жаловала малолетнюю племянницу и либо бранила ее, либо просто старалась не замечать. Если дядю девочка любила, то тетю побаивалась и испуганно замолкала, едва заслышав ее шаги. Каково же было ее горе, когда дядя последовал за мамой в мир иной, а она сама осталась на попечении тетки и теткиной служанки, сухопарой Берты Ведженс.

— И ты знаешь, папа… — Жюль важно нахмурил брови. Ему нравилось казаться серьезным и ответственным мужчиной. — Когда ты передал мне трубку, Берта Ведженс уже не требовала помощи — она умоляла. Она знает, что я теперь руковожу Фирмой, — так неужели я не справлюсь с юной девицей? Тем более что Одри всегда мне доверяла. По крайней мере, Берта так рассуждает.

Сандрин любовалась сыном. Как он хорош собой! Черные как смоль волосы, упрямый взгляд ореховых глаз из-под густых бровей, почти сросшихся на переносице, ладная фигура, ловкие, как у танцора, движения… Ему всего двадцать семь, а он уже управляет делом своего отца. Такой умный и деловой человек…