Взорвать Манхэттен

– Этот дух сепаратизма меня тоже очень тревожит, – отзываюсь я. – Обсуждаются вопросы о переименовании штата Нью-Мексико в Нуэво-Мексико, а это явный намек на раскол; распространяются настроения о передаче Мексике Юго-Западных территорий, а всякие чикано уже прямо заявляют, что идут заново колонизировать Штаты, и им по душе, что коренное население дрожит от страха! Здесь, в Калифорнии, каждый четвертый житель – иммигрант. И с учетом бесконечного прилива пришельцев нам каждый день требуется наращивание энергетики. Я не хочу накликать бед, но скоро нам потребуются отключения света в городах, на магистралях, строжайшая экономия топлива, и, как следствие, очереди у бензоколонок…

– И еще, – уныло произносит Лиза. – Мы вынуждены принимать родственников тех, кто перебрался сюда из Южной Америки, они съедают эмиграционный дефицит, а европейцам к нам не попасть. Мы депортируем ежегодно менее одного процента нелегалов, а их уже одиннадцать миллионов…

– Погодите, скоро они объединятся и потребуют легализации, – предостерегаю я.

Лиза неопределенно вздыхает. Ни у нее, ни у меня нет определенного плана решения этой разросшейся, как опухоль, проблемы. Выход один: тотальные полицейские зачистки и создания гетто. Но попробуй предложи подобное публике.

– Теперь. Не постесняюсь обратиться с персональной просьбой, – уверенно продолжаю я, выкладывая перед ней бумаги из своей папки.

Бумаги касаются тендера на создание новых систем телекоммуникаций. В предваряющей их справке – аргументация в пользу моей корпорации, безусловного лидера изысканных технологий.

На лице Лизы проступает легкая скука. Мое очарование только что улетучилось. Да я и сам понимаю, что данный ход крайне топорен. Однако предпочитаю поступить именно так: с обезоруживающей откровенностью. Недоговоренности и ложный такт способны ввести в заблуждение. Или дать хитрому оппоненту козырь против тебя: дескать, запутавшись в вашем витийстве, я неверно понял задачу. А она, увы, невыполнима, извините за понесенные вами издержки. Эзопов язык многих стеснительных просителей я предпочитаю переводить именно таким, удобным мне образом.

Она небрежно листает бумаги. На ее скулах я отмечаю какую-то нездоровую белизну, размывающую природный пигмент, что выглядит, как смазанный след сажи.

– О, если бы у меня был такой заместитель, как вы, – пробрасываю я комплимент. – Тогда бы можно было говорить о значительных прорывах, проектах мировой перспективы…

– Вы приглашаете меня к себе на работу?

Ее взгляд пытлив и чуток. А диапазон его подвижен и широк. От моего ответа зависит, то ли он изменится в сторону снисходительного одобрения, то ли станет свиреп и непреклонен, как у готовящейся к атаке пантеры.

– Это было бы глупостью с моей стороны, – говорю я. И, выдержав паузу, добавляю с подчеркнутым пафосом: – Вам бы я предложил партнерство.

Лицо ее застывает в каком-то рассеянном раздумье. Черные немигающие глаза будто уставились в некую точку за моей макушкой. Так смотрит кошка на астральное существо в темном углу. Утверждение моей склонной к мистицизму супруги.

– Кто знает, кто знает, – будто опомнившись, произносит она. – Жизнь непредсказуема, и, возможно, когда-нибудь я воспользуюсь вашими предложениями.

Огромная победа! Если эта сука со мной не играет, конечно. Слабость моей позиции в том, что у нее коллекция подобного рода лживых посулов. Надеюсь, мой – из категории наиболее привлекательных.

– Я жду от вас новостей, – говорит она, вставая и жеманно протягивая мне ладонь тыльной стороной.

Припадаю.

Надо мной качается черногубая покровительственная улыбка, сверкающая отбеленным рядом зубов.

Ноги у нее длинные и кривые. А таз широк и увесист. Бедняжка.

Я покидаю ее, находясь в состоянии некоей эйфории. Придется потрудиться и потратиться, но, главное, я утвердился в сегодняшней суете закулисья, и меня принимают в расчет.

Охрана на выходе – местные простые ребята, разглядывают меня, как диковинную птицу. Я знаю эти взгляды. В них – преклонение перед властью и тайнами высших сфер, – великими и непостижимыми. Счастливые простаки, романтики! Ловя их убогие мыслишки, я вспоминаю одну особу из монархической европейской династии, кому был представлен на роскошном балу. Это была моя первая измена жене. То, что возникло передо мною в мареве бриллиантовой диадемы и струящихся шелков, было сияющим совершенством царственной женственности, а вне шелков и диадемы оказалось существом худосочным, прыщавым и, помнится, потрудиться над ним мне стоило многого разочарования и горести.

Нет особенных тайн в изощренности сильных мира сего, и высшая математика зиждется на арифметике. Не завидуйте сытым патрициям, сыты они пустотой. И все куда проще, чем мерещится искателям заповедных истин. Что же касается Совета, мы сами придаем себе загадочность, и нам самим хочется в нее верить.

Звонит телефон. Кто-то необходим мне, а кому-то и я. Этот «кому-то» оказывается Праттом. Вот же сюрприз!

Я ожидаю встретить в Лос-Анджелесе кого угодно, только не его. Впрочем, случайностью наша встреча не является. Ей предшествует ряд событий.