Взорвать Манхэттен

С мстительным удовольствием отпечатав казенную отписку, он отметил ее лиловой печатью в секретариате и передал в папку на подпись начальству.

От начальника секретариата и смазливой девчонки, сидевшей за канцелярской стойкой, веяло вежливой неприязнью. Он хорошо знал ее природу, она касалась его национальности. Сколько бы он ни прожил здесь, все равно был и будет чужим для этих славян. И дети его, выросшие среди них, будут такими же чужими. Их удел – частный бизнес. А должности в государственном управлении придется приобретать за взятки, чтобы затем взятки брать и раздавать во имя сохранения достигнутых позиций и для последующих выдвижений. А он их научит этому топорному в стратегии, но тончайшему в тактике искусству, гарантирующему выживание среди тупой, продажной номенклатуры, узурпировавшей власть над географической третью планеты.

Шагая обратно, в тягость забитого коллегами-операми кабинета, он подумал, что предстоящий день не терпит просрочек и отлагательств: необходимо предупредить Трофимова о возможной опасности со стороны ФСБ. Продумать вариант с переменой его жилища. Приобрести новые телефоны. Ибо, что касается шпионов, горят они, как правило, на связи. А может, Трофимов порекомендует его в ЦРУ, если с таковым действительно связан? Мог бы он, Укрепидзе, подписаться под этакое? Наверное, нет. И удержал бы его страх, а не мораль. По роду своей профессии он сталкивался с контрразведчиками, уяснив из общения с ними одну интересную истину: зачастую дилетанты идут в шпионы из меркантильных соображений, напрочь не сознавая последствий вербовки. Предложи им ограбить банк – с ужасом откажутся, – дескать, нет, поймают и посадят лет на восемь. А тут расстрельная статья, и все же идут на нее. К тому же банк грабят в течение пяти минут, а шпионаж – криминал ежедневный, ежечасный и пожизненный. Где выше степень риска? Впрочем, в шпионаже, как в медицине и в литературе, разбираются все… Да, от этой стези его удержало бы ее знание и страх. Но не более.

На миг он почувствовал себя преступником. И отступником. А потом в голове вяло и озлобленно мелькнуло:

«Да пошли они все!..»

Едва справляясь с дрожью в руках и ноющей болью в затылке, Питон чиркнул колесиком зажигалки. Серебряная ложечка пошла матовой патиной от лижущего ее огонька. Белый порошок, залитый водой из пипетки, медленно таял, превращаясь в тягучую золотистую патоку.

С трудом отыскав плоскую, как раздавленный червь, вену среди множества вспухлых от прежних уколов язв, он медленно ввел наркотик. Торжественная и властная волна, обрывая дыхание, прокатилась по всему телу, услужливо поглощая подступающее страдание ломки.

Потерянно тряся головой, он привстал с застеленного несвежим бельем дивана.

Предметы становились отчетливыми и рельефными, исчезали полутона, мир приобретал иные, пугающие своей насыщенностью краски, а зрение волшебную остроту. Казалось, еще миг – и он увидит сцепления молекул в воплощении каждой вещи.

Строго и упорядоченно потекли мысли. Его посетило ощущение какой-то великой спокойной мудрости, снизошедшей на него покуда неясным откровением.

И только треск телефона сломал и исковеркал гимн окутавшей его благодати. Звонила подручная шестерка. Новости были печальны: бригада, посланная им вчера вынуть должок с черных оружейников, похоже, была перебита. Два трупа по крайней мере обнаружены в машине, отправленной по надлежащему адресу, но найденной гаишниками на трассе. Куда-то подевался командовавший операцией Антифриз. Или его косяк, или тоже преставился на разборке.

– А что на хате? – свирепо вопросил Питон.

Шестерка залепетала нечто невразумительное, но смысл сказанного глава группировки уяснил: братва ожидает его указаний.

– Значит, так… – Питон дотянулся до тумбочки, взяв с нее настольное зеркало, вгляделся, сокрушенно нахмурившись, на сизые мешки под глазами. Затем высунул язык. Язык был покрыт белесо-желтым налетом. Ровные белые зубы из металлокерамики насмешливо скалились над гнилой плотью. Скорбно прищурившись, поведал подручному: – Летите на адрес. Схоронитесь в закутке. Пошлите туда бабу какую вначале… Ну, вроде почта, телеграмма… Если фуфлыжники на точке, колите на правду. А если там стрем какой – торчите, секите… Будут вылезать из норы, глушите по одиночке и – на базу. Там разберемся. Быть при железе, пассажиры, кажись, не подарки.

Он привычно перегнул дугою иглу шприца и бросил его в массивную пепельницу, – кладбище окурков.

Начинался тяжелый рабочий день.

Закатов уже собирался покидать рабочий кабинет, когда ему позвонили по внутреннему телефону из управления «М», курировавшего работу милиции. Попросили срочно зайти к начальнику одного из отделов.

– Укрепидзе ведешь ты? – напрямик спросил тот, едва Закатов уселся перед ним за казенным столом.

– Так точно…

– Этот экземпляр тебе знаком? – Полковник положил перед ним фотографию – явно копию из личного дела офицера.

С фотографии на Закатова смотрел установленный американец, одетый в военную форму российского образца.

– Да вроде контакт моего проходимца… Прибыл из Штатов. Занимаемся…