– Мужики! Они от нас не отстанут, – не отрывая взгляда от распахнутой двери, через которую спецназовцы только что покинули склады, шумно дыша, отрывисто объявил Малыш, меняя рожок в автомате и с коротким лязгом передергивая раму затвора. – Вы давайте-ка пошустрей, а я тут их маленько придержу…
Вести долгие разговоры и споры не было времени, и группа рванулась дальше. Орехов, явно прощаясь, коротко двинул наемника в плечо и уже на бегу протянул еще один запасной рожок: «Держи! Пригодится…»
…Первых же двоих китайцев, выскочивших из темного провала двери, Малыш срезал короткой очередью, что, видимо, на секунду-другую задержало остальных и позволило наемнику успеть укрыться за ближайшим штабелем. Еще с минуту с обеих сторон гремели выстрелы, после чего Малыш начал отходить, огрызаясь короткими очередями. В горячке наемнику казалось, что его перестрелка длится уже минут тридцать, на самом же деле прошло всего ничего – майор, замыкавший уходившую группу, отбежал от Малышева не больше полусотни метров…
Сначала Орехов услышал ударившую позади длинную автоматную очередь и мгновением позже – негромкий и короткий вскрик: «А-а!» Майор на секунду замедлил бег и резко обернулся, уже почти наверняка зная, что он там увидит. И не ошибся: Малыш с какой-то почти детской растерянностью и недоумением на побелевшем лице оседал на грязный асфальт, прижимая ладонь к груди. Майор, несмотря на расстояние и неважное освещение, с профессиональной точностью и отстраненностью отметил три рваных выходных отверстия от пуль. И, проклиная себя за явную глупость, тем не менее бросился назад.
Подскочив к лежавшему на асфальте Малышу, Орехов дал в сторону мелькнувших неподалеку бандитов очередь и присел перед раненым. Кровь тоненько струилась между грязных пальцев, и Орехов мог сейчас с уверенностью военно-полевого хирурга сказать: «Все, этот отбегался!» Видимо, то же самое понимал и Малыш, потому что мелькнуло в его глазах что-то такое… и он, через силу сплевывая подступавшую горлом кровь, едва слышно прохрипел:
– Не хочу… здесь… мужики…
И Орехов, далеко не в первый раз видевший смерть и кровь, все понял. Понял и промелькнувшее в глазах раненого недоумение молодого парня, в сознании которого никак не может уложиться, что он тоже смертен, как и все остальные, и нежелание умирать вот именно здесь, на чужом заплеванном асфальте. Понял и его тоскливое неверие в то, что кто-то из русских ребят бросится сейчас спасать вчерашнего врага. Спасибо, не пристрелили еще там, в камере. Хотя спасать-то как раз, по сути, было уже и некого – речь шла всего лишь о том, чтобы завтра китайцы не выбросили никому не нужное тело на грязную и вонючую помойку…
– Вот же гад, навязался ты на мою шею… – Орехов, больше не раздумывая и сам слегка удивленный своим безрассудством, резко нагнулся и рывком вскинул на плечи оказавшееся неожиданно легким тело умирающего, после чего быстро затопотал вдогонку за бежавшими метрах в тридцати впереди Скатом и мичманом.
– Майор, ты что, совсем охренел?! – вызверился Скат, несколько секунд назад обернувшийся на бегу и не поверивший своим глазам, но тут же рванувший навстречу тяжело пыхтевшему Орехову. – Какого черта ты его… Закон спецназа забыл? Из-за него все ляжем!
– Скат, – задыхаясь то ли от бега, то ли от ярости, прохрипел майор, – нельзя его бросать…
– …вашу мать, суки! Что ж вы творите, а?! – Катков даже посерел от злости, но тут же, бросая назад быстрый взгляд, без особых предосторожностей подхватил Малышева, перебрасывая тело на свои плечи, и припустил вперед, уже на бегу бросая майору: – Отдохни, батюшка хренов… Прикрывай, давай!
Вопреки распространенному мнению, что любое боевое подразделение, лишенное командира, автоматически превращается в дезорганизованную и растерянную кучку бестолковых вояк, бандиты, потеряв Ван Ли, боевого задора не утратили. То ли потому, что как раз и не были армейским подразделением, то ли оттого, что слишком уж обозлились на каких-то пришлых бойцов, бесцеремонно разворошивших их бандитское гнездо. Причина была не так уж и важна – важнее было то, что хунхузы, подобно стае волков, по-прежнему упорно гнались за уходившими спецназовцами. Выстрелы гремели все чаще и пули начали свистеть и визжать все кучнее и гуще…
Одному богу войны известно, чем бы эта погоня закончилась, если бы вдруг не ожил стоявший на обочине центральной дороги огромный американский грузовик. Седельный тягач без фуры взревел тихо рокотавшим до этого двигателем и, кидая из высившихся над кабиной вертикальных выхлопных труб целые облака черного дыма, дал задний ход.