Но у этого семечка не было возможности пустить корни.
– Он обвиняет тебя.
– А ты обвиняешь его отца, – возразил он. Папин взгляд переходил с могилы Джона на меня и обратно.
– Потому что его отец убил Джона, – ответила я. – У меня есть полное право его обвинять.
И это меньшее, что я могу сделать с ним за то, что он убил моего брата.
– Не важно, кто виноват, когда дело касается вас с Джудом, сердце мое. Тут важно только то, чего хотите вы оба. Но вы зациклились на поиске легких путей – и ты, и он, – потому что сложные вас пугают. – Отец поглядел в мои глаза с такой участливостью и симпатией, которая, как мне казалось, давно уже ему недоступна. – Когда о ком-то заботишься, это пугает, потому что вы оба знаете, каково это – за один удар сердца потерять того, кто тебе дорог. Но ты не должна позволять страху диктовать тебе, как жить, иначе закончишь, как я. Не надо жить, прячась за прошлым. Надо жить настоящим. Когда встречаешь человека, с которым хочешь провести вечность, нельзя отпускать его, потому что тогда вечность придется коротать в одиночестве. – Он положил ладонь на могилу Джона. – Нельзя запрещать себе любить кого-то только потому, что боишься его потерять.
Уайат Ларсон, который мог разговаривать с кем угодно о чем угодно, человек, который некогда заправлял крупнейшей строительной компанией в штате, пока его мир не покатился ко всем чертям, читает мне лекции о том, что надо жить настоящим и не бояться будущего из-за прошлого! Но я знала, что отец никогда не стал бы лицемерить. Он действительно верил в то, что говорил. Просто сейчас уже не мог так жить.
– Я его потеряла, пап, – призналась я, невольно задумавшись: а был ли вообще Джуд когда-нибудь моим, чтобы его терять?
Папа поглядел вдаль, его лицо разгладилось.
– Меня всегда восхищало, как то, что, по нашему мнению, мы навсегда потеряли, вдруг однажды нас находит.
Я улыбнулась – печально, но искренне. Отец говорил мне эти слова бессчетное количество раз, впервые – когда я была совсем крошкой и потеряла любимую игрушку. И он ведь был прав. Как только я смирилась с тем, что мистер Тедди навсегда меня покинул, он вдруг появился на своем обычном месте, словно и не пропадал.
– Даже если мы снова будем вместе, – сказала я, – разве можно уйти от всего того, что лежит в нашем прошлом? Разве я смогу спокойно принять тот факт, что его отец – Генри Джеймисон? И разве он может спокойно принять меня, зная, что моя семья – причина того, что он остался без отца?
– Ты знаешь, я, наверное, непроходимо глуп, но я верю, что любовь может преодолеть все на свете, – признался отец.
Я рассмеялась негромко, но прозвучало так, словно я пытаюсь сдержать слезы.
– Ну разве же ты глуп, пап?
Он говорил утешительные слова, но его плечи горбились. Передо мной была лишь тень того человека, которого я когда-то знала. Но сейчас я и этому была рада.
– А что с тобой случилось, пап?
Его взгляд затерялся среди облаков. Я не понимала, что он ищет – форму? ответ? возможность сбежать? – но что-то отец явно старался найти.
– Когда умирает ребенок, родитель теряет часть себя, – наконец ответил он. – Весь прежний мир перестает существовать, и от тебя остается только оболочка, видимость человека, которым ты был раньше. Каждый из нас боролся с этим по-своему: мама – одним путем, я – другим, ты – третьим. – Отец отнял руки от могилы Джона и поднялся. – Твоя мама ненавидит мир, я – избегаю, ты – пытаешься спасти.
– Только не особо получается, – пробормотала я.
– Я знаю, почему ты пытаешься это сделать, милая. – Он протянул ко мне руку. – Ты чувствуешь себя виноватой в смерти Джона и хочешь искупить свою вину. Но ты не виновата в том, что произошло в тот день.
Я опустила глаза, посмотрела на даты рождения и смерти Джона. Совсем короткая жизнь, а все потому, что я повела себя в тот день как капризный ребенок.
– Я пока никого не спасла.
– Ты спасла себя. Спасла меня. Знаешь, в первый год единственной причиной, что заставляла меня каждое утро вставать с постели, была ты.
Я глядела на протянутую отцом руку, понимая, что не могу ее принять.
– Я не спасла Джона.
– Ох, милая моя. Джон не был твоим, чтобы ты могла его спасти, – возразил он. – Я его не спас. Бог его не спас. Сколько еще вина за прошлое будет мешать тебе жить в настоящем?
Я не сводила глаз с отца – поседевшего, морщинистого, печального. За пять лет он постарел на тридцать.
– Я могу задать тебе тот же вопрос.
– Знаю. – Он снова протянул мне руку. – Но ты сильнее меня, моя Люси в небесах. Ты сильнее, чем сама думаешь.
На этот раз я ухватилась за отцову ладонь, позволила поднять себя на ноги.
– Ты тоже, пап, – сказала, наклонившись и целуя его в висок. – Ты тоже.
24