27 марта он в срочном порядке вызвал своих военачальников в имперскую канцелярию в Берлине ― совещание было созвано настолько поспешно, что Браухич, Гальдер и Риббентроп прибыли на него с опозданием, ― и неистовствовал по поводу того, как он отомстит югославам. Он заявил, что заговор в Белграде поставил под угрозу как операцию «Марита», так и операцию «Барбаросса». Поэтому он решил, «не ожидая заявлений нового правительства о лояльности, уничтожить Югославию как в военном отношении, так и в политическом. Не надо делать никаких дипломатических запросов, не надо предъявлять никаких ультиматумов». И добавил, что Югославия будет разделена с «безжалостной жестокостью». Он тут же приказал Герингу уничтожить Белград, прибегнув к воздушным налетам, волна за волной, бомбардировщиков, действующих с авиационных баз в Венгрии. Он издал Директиву №25, предусматривавшую немедленное вторжение в Югославию, и предложил Кейтелю и Йодлю в тот же вечер разработать необходимые для этого военные планы. Он дал указание Риббентропу проинформировать Венгрию, Румынию и Италию, что все они получат по куску Югославии, которая будет разделена на части, за исключением небольшого хорватского марионеточного государства[92].
И затем, как подчеркнуто в совершенно секретном протоколе совещания ОКВ, Гитлер объявил о самом роковом из всех своих решений:
«Начало операции по плану «Барбаросса» придется отодвинуть на более поздний срок в пределах четырех недель». (В директиве от 18 декабря 1940 года начать операцию намечалось 15 мая 1941 года.)
Это перенесение срока нападения на Россию из–за того, что нацистский диктатор захотел выместить свою злобу на маленьком балканском государстве, осмелившемся выказать непослушание, явилось, вероятно, самым роковым решением в карьере Гитлера. Едва ли будет преувеличением сказать, что, принимая в тот мартовский день в имперской канцелярии в Берлине такое решение под влиянием вспышки ненависти, он отверг последнюю возможность выиграть войну и превратить третий рейх, который он создавал с ошеломляющей гениальностью дикаря, в величайшую за всю немецкую историю империю, а себя во властелина Европы. Фельдмаршалу фон Браухичу, главнокомандующему германской армией, и генералу Гальдеру, одаренному начальнику генерального штаба, позднее, когда русские снега и морозы помешали осуществлению их замыслов и когда выяснилось, что для обеспечения окончательной победы не хватило трех–четырех недель, пришлось с глубокой горечью, но и с глубочайшим пониманием вспоминать о последствиях такого решения. Позднее они и их коллеги не раз будут ругать тщеславного фюрера, принявшего в ярости поспешное, непродуманное решение, повлекшее катастрофические последствия.
Военная Директива №25, которую верховный главнокомандующий изложил генералам в ходе совещания, была типичным для Гитлера документом:
…Военный путч в Югославии изменил политическую обстановку на Балканах. Югославию, даже если она на первых порах сделает заявление о своей лояльности, следует рассматривать как врага, а потому разгромить как можно скорее.
…Я намерен вторгнуться в Югославию… и нанести уничтожающий удар югославским вооруженным силам…
Йодль как начальник штаба оперативного руководства ОКВ получил указание этой же ночью подготовить планы вторжения в Югославию. «Я проработал в имперской канцелярии всю ночь, ― рассказывал Йодль на Нюрнбергском процессе. ― В 4 часа утра 28 марта я передал памятную записку в руки генерала фон Ринтелена, офицера по связи с итальянским высшим военным командованием».
Нужно было немедленно поставить в известность о немецких оперативных планах Муссолини и просить его активно сотрудничать в их осуществлении, так как над застрявшими в Албании итальянскими армиями нависла угроза со стороны югославов. Чтобы удостовериться, что дуче правильно его понял, Гитлер, не дожидаясь, пока Йодль состряпает план военной операции, вечером 27 марта наскоро составил послание Муссолини и приказал немедленно отправить его в Рим, с тем чтобы оно было вручено адресату этой же ночью.
Дуче, события вынуждают меня сообщить Вам как можно быстрее мою оценку обстановки и тех последствий, которые могут возникнуть из этой обстановки.
С самого начала я рассматривал Югославию как опасный фактор в споре с Грецией… По этой причине я честно сделал все, чтобы привести Югославию в наше сообщество… К сожалению, эти усилия не увенчались успехом… Сегодняшние сообщения не вызывают сомнения, что во внешней политике Югославии намечается поворот.
Поэтому я уже предпринял все необходимые меры… И теперь я убедительно просил бы Вас, дуче, не предпринимать никаких операций в Албании в течение ближайших нескольких дней. Я считаю необходимым, чтобы Вы перекрыли и закрыли наиболее важные перевалы из Югославии в Албанию всеми имеющимися у Вас наличными силами.
…Дуче, я считаю также, что необходимо усилить Ваши войска на итало–югославском фронте всеми наличными средствами, и как можно быстрее.