Взлет и падение третьего рейха. Том II

«Первая партия, полученная нами, включала трупы 30 женщин… Тела были еще теплые. Глаза были открыты и блестели. Красные, налитые кровью, они вылезли из орбит. Следы крови были видны около носа и вокруг рта. Но никаких признаков трупного окоченения не наблюдалось».

Эрипьер заподозрил, что они были умерщвлены умышленно, и тайно записал их личные номера, вытатуированные на левой руке. Затем поступили еще две партии общим числом 56 трупов в точно таком же состоянии. Их заспиртовали под непосредственным руководством д–ра Хирта. Однако профессор проявлял признаки беспокойства в связи со всем этим делом. «Анри, - сказал он Эрипьеру, - если не сможешь держать язык за зубами, станешь одним из них». Тем не менее д–р Хирт продолжал руководить работой. Как свидетельствует переписка Сиверса, профессор отделял головы и, по его словам, собрал коллекцию черепов, никогда дотоле не существовавшую. Но вскоре возникли определенные трудности и, услышав о них из уст Хирта, ведь Сивере никогда не был специалистом в медицине, тем более в анатомии, шеф Института исследований наследственности доложил о них 5 сентября 1944 года Гиммлеру: «Ввиду широких масштабов научных исследований обработка трупов еще не завершена. Чтобы обработать еще 80 трупов, потребуется определенное время».

А время уходило. Наступавшие американские и французские войска приближались к Страсбургу. Хирт запросил «указаний относительно судьбы коллекции».

«От трупов можно было бы отделить мягкие ткани, с тем чтобы исключить их опознавание, - докладывал Сивере в штаб от имени д–ра Хирта. - Однако это означает, что по крайней мере часть работы была проделана впустую и что эта уникальная коллекция утрачена для науки, поскольку сделать впоследствии гипсовые слепки будет невозможно.

Как таковая коллекция скелетов не привлечет к себе внимания. Можно объявить, что мягкие ткани были оставлены французами еще до того, как институт анатомии перешел в наши руки[198], и что они будут сожжены. Дайте мне, пожалуйста, рекомендации, к какому из трех вариантов следует прибегнуть: 1) Сохранить полностью всю коллекцию. 2) Частично разукомплектовать ее. 3) Полностью разукомплектовать коллекцию».

- Свидетель, скажите, зачем вы хотели отделить мягкие ткани? - задал вопрос английский обвинитель в притихшем судебном зале Нюрнберга. - Почему вы предлагали, чтобы вина пала на французов?

- Как неспециалист, я не мог иметь своего мнения в этом вопросе, ответил нацистская Синяя Борода, - я лишь передал запрос д–ра Хирта. Я не имел никакого отношения к убийству этих людей. Я выполнял роль почтальона.

- Вы работали как целое почтовое отделение, - прервал прокурор, - еще одно из этих столь известных нацистских почтовых отделений, не так ли?

Защита у этого нациста, как и у многих других на суде, была шита белыми нитками, и обвинение легко загнало его в угол.

Захваченные архивы СС позволили установить, что 26 октября 1944 года Сиверc докладывал: «Коллекция в Страсбурге полностью разукомплектована согласно полученной директиве. Это лучший выход, учитывая сложившуюся ситуацию».

Позднее Эрипьер описал попытку, правда не вполне удавшуюся, скрыть следы преступлений:

«В сентябре 1944 года, когда союзники стали наступать на Бельфор, Хирт приказал Бонгу и герру Мейеру расчленить трупы и сжечь в крематории… Я спросил у герра Мейера на следующий день, все ли тела он расчленил, однако герр Бонг ответил: «Мы не могли расчленить все тела, это слишком большая работа. Несколько трупов мы оставили в хранилище».

Когда месяц спустя части во главе с, французской 2–й бронетанковой дивизией, действовавшей в составе американской 7–й армии, вошли в Страсбург, эти трупы были обнаружены там союзниками[199].

Не только черепам, но и человеческой коже находили применение апологеты «нового порядка», хотя в последнем случае они уже не могли прикрыться служением науке. Кожа узников концлагерей, специально уничтожавшихся с этой дьявольской целью, имела всего лишь декоративную ценность. Из нее, как выяснилось, они изготовляли отличные абажуры, причем несколько штук были сделаны специально для фрау Ильзе Кох, жены коменданта концлагеря в Бухенвальде, прозванной узниками Бухенвальдской Сукой[200]. Татуированная кожа пользовалась особым спросом. Об этом на Нюрнбергском процессе узник лагеря немец Андреас Пфаффенбергер дал под присягой следующие показания:

«…Всем заключенным, имевшим татуировку, было приказано явиться в амбулаторию… После осмотра, заключенных с наиболее художественной татуировкой умерщвляли посредством инъекций. Их трупы доставлялись в патологическое отделение, где от тела отделялись лоскуты татуированной кожи, подвергавшейся затем соответствующей обработке. Готовая продукция передавалась жене Коха, по указанию которой из кожи выкраивались абажуры и другие декоративные предметы домашней утвари».

На одном куске кожи, который, вероятно, произвел особо сильное впечатление на фрау Кох, имелась татуировка с надписью: «Гензель и Гретель».