Ключом к обороне Арденн и реки Маас была развилка дорог у Бастони. Ее прочное удержание позволяло не только блокировать основные дороги, по которым наступала к реке Маас у Динана 5-я танковая армия Мантейфеля, но и сковать значительные немецкие силы, предназначенные для развития прорыва. К утру 18 декабря танковые клинья Мантейфеля находились всего в 15 милях от города, и единственными американцами, оставшимися там, были офицеры и солдаты штаба одного из корпусов, готовившиеся к эвакуации, Однако вечером 17-го американская 101-я воздушно-десантная дивизия, которая переоснащалась в Реймсе, получила приказ совершить бросок к Бастони, расположенной в 100 милях от него. Двигаясь всю ночь на грузовиках с зажженными фарами, она достигли города за сутки, сумев опередить немцев. Это была решающая гонка, и немцы ее проиграли. Хотя они окружили Бастонь, им с трудом удалось ввести в действие свои дивизии, чтобы выйти к реке Маас. Кроме того, они были вынуждены выделить крупные силы для блокирования развилки дорог, чтобы затем попытаться захватить Бастонь.
22 декабря генерал Генрих фон Лютвиц, командир 47-го бронетанкового корпуса, направил письменное обращение командиру 101-й воздушно-десантной дивизии, требуя сдачи Бастони. Он получил ответ, состоявший из одного слова и ставший знаменитым: "А пошел ты..." Канун рождества явился поворотным моментом в арденнской авантюре Гитлера. За день до того разведывательный батальон немецкой 2-й бронетанковой дивизии вышел к высотам в трех милях к востоку от Мааса в районе Динана и в ожидании подвоза горючего для танков и подкреплений остановился, прежде чем ринуться вниз по склонам к реке. Однако ни горючее, ни подкрепления так и не прибыли. Американская 2-я бронетанковая дивизия внезапно нанесла удар с севера. Тем временем несколько дивизий 3-й армии Паттона уже подходили с юга с основной задачей деблокировать Бастонь. "Вечером 24-го, - писал позднее Мантейфель, - стало ясно, что операция достигла своей высшей точки. Теперь мы уже знали, что никогда не решим поставленной задачи". Давление на южном и северном флангах узкого и глубокого вклинения немцев стало слишком сильным, притом за два дня до рождества небо наконец прояснилось и англо-американские ВВС начали наносить массированные удары по немецким коммуникациям, по войскам и танкам, двигавшимся узкими и извилистыми горными дорогами. Немцы сделали еще одну отчаянную попытку захватить Бастонь. Весь день рождества начиная с трех часов утра они предпринимали одну атаку за другой, но оборонявшиеся войска Маколифа выстояли. На следующий день бронетанковое соединение из состава 3-й армии Паттона ударом с юга деблокировало город. Перед немцами теперь встал вопрос, как вывести войска из узкого коридора прежде, чем их отсекут и уничтожат.
Но Гитлер и слышать не хотел об отходе. Вечером 28 декабря он провел военное совещание, на котором, вместо того чтобы прислушаться к совету Рундштедта и Мантейфеля и вовремя отвести войска с выступа, приказал вновь перейти в наступление, взять штурмом Бастонь и прорываться к Маасу. Более того, он требовал немедленно начать новое наступление на юге, в Эльзасе, где количество американских сил резко сократилось из-за переброски нескольких дивизий Паттона на север, в Арденны. Гитлер остался глух к протестам генералов, заявлявших, что имеющихся в их распоряжении сил недостаточно как для продолжения наступления в Арденнах, так и для удара в Эльзасе.
"Господа, я занимаюсь этим делом одиннадцать лет и... еще никогда ни от кого не слышал, что у него полностью все готово... Вы никогда не бываете вполне готовы. Это ясно".
И он все говорил и говорил {В течение нескольких часов, если судить по сохранившейся стенографической записи этого совещания. Здесь приведен фрагмент 27 совещаний фюрера. Полный текст приводит Гилберт в книге "Гитлер руководит своей войной. - Прим. авт.}. Задолго до того, как он закончил, генералы поняли, что их верховный главнокомандующий, очевидно, потерял чувство реальности и витает в облаках.
"Вопрос в том... есть ли у Германии воля к жизни или она будет уничтожена... Поражение в этой войне приведет к уничтожению ее народа".
Затем последовали пространные рассуждения об истории Рима и Пруссии в Семилетней войне. Наконец он вернулся к неотложным проблемам текущего дня. Признав, что наступление в Арденнах "не привело к решающему успеху, которого можно было ожидать", фюрер заявил, что оно привело к "такому изменению всей обстановки, какое еще две недели назад никто не считал возможным".
"Противник был вынужден отказаться от всех своих наступательных планов... Ему пришлось бросать в бой измотанные части. Нам удалось полностью опрокинуть его оперативные планы. В тылу на него обрушилась резкая критика. Для него это тяжелый психологический момент. Ему уже пришлось признать, что до августа, а то и до конца следующего года решить судьбу войны невозможно..."
Была ли эта последняя фраза признанием окончательного поражения? Спохватившись, Гитлер тут же попытался рассеять подобное впечатление: