Взлёт и падение

Я начал медленно закипать, словно чайник, готовый в любое мгновенье засвистеть. С той лишь разницей, что я мог взорваться.

Савиньен: Тебе нужно думать своей головой, а не чужим мнением и давлением общественности. Расстаться тебе с ним надо. Но. Изначально не стоило встречаться. И кто, такой, умный тебе вообще это посоветовал? Да и зачем?

Валенсия: Общественное давление.

Общественное давление – это не ответ, а отмазка. Неужто весь город разом принудил тебя к отношениям с этим мальчиком? Вот уж вряд ли. А ежели так, то я готов заплатить, чтобы посмотреть на такое. Вероятно, это был кто-то из твоих подруг. Может одна, а может несколько, что как попугаи вторили одно и тоже. Только я сомневаюсь, что их действиями руководила забота о тебе. Они оказывали на тебя тлетворное влияние, потакая подобного рода отношениям. И, вместо того, чтобы ограждать от этого, они радостно толкали тебя в объятья очередного парня. Вы все не понимали, что отношения создаются не забавы ради. Вы не осознавали, какой вред можете, случайно, принести человеку. И самое страшное, вы не пытались понять. Признаться, я изрядно вспылил.

Савиньен: Я говорил тебе, что это плохая идея, но слова общественности тебе важнее. Меня ты не слушаешь. Ты все равно сделаешь по-своему. Или так, как тебе скажет тупая общественность.

В тот момент во мне говорила обида. Причем сейчас, я понимаю, откуда росли ноги у этой, всепоглощающей злости.

8 марта твоя коллега вела себя со мной достаточно грубо, и ты оправдала ее.

Затем ты написала: «Я люблю и тебя, и ее», будто это должно было меня утешить. Ты отметила, что коллега устала, вот только я, как покупатель, вовсе не обязан терпеть ее настроение. Работа на то и работа, чтобы выполнять свои задачи, а не третировать клиентов. Ты добавила: «Я все равно буду тебя защищать». Я не нуждался в защите. Как ты не могла этого понять? Я желал устранить первопричину, а не мирится с последствиями. Все, что я ждал от тебя это поддержки. Я не просил о защите. Я хотел лишь, чтобы ты набралась храбрости, сказать ей, что она неправа. Свою коллегу ты ценила явно больше, чем меня, раз вместо того, чтобы ее приструнить, ты решила, что мне требуется защита, как будто я гребанный первоклассник. Я обсудил это с лучшей подругой, в тот день, и услышал любопытную вещь. Она заявила, что тебе удобно сохранять нейтральные отношения с нами, и, знаешь, я был с этим полностью согласен. Тебе и впрямь было удобно. Но я и не просил тебя делать такой выбор. Я лишь хотел, чтобы ты, хотя бы, в беседе со мной, не пыталась оправдать ее поведение усталостью, и прочим. Я хотел, чтобы до тебя дошло, что ее, так называемые, шутки, меня оскорбили. Я расстроился, и посетовал, на то, что ты пишешь о любви, и лучшая подруга указала мне на то, что это не более, чем стандартные фразы, за которыми ничего нет. Это был первый раз, когда я над этим задумался. Я был растерян и не знал, как поступить и, потому, спросил совета.

Арианна: Я придерживаюсь мнения, что ничего хорошего общение с ней не принесет. Совет? Да тот же, не спешить сближаться с малознакомыми людьми.

Мой лучший друг, узнав о всей этой ситуации, рекомендовал послать и тебя, и твою коллегу, и заодно написать жалобу вашему начальству. Двое моих друзей возмутились поведению твоей коллеги и, еще больше, твоей, так называемой трусостью. Они считали, что мне не стоит тратить время на человека, который пытается усидеть на двух стульях. Я не послушал никого из них и остался, потому что все внутри меня бунтовало, стоило лишь помыслить о том, чтобы остаться без тебя.

Что ж, теперь тебе известна эта маленькая предыстория и ты лучше понимаешь, откуда взялось такое обилие эмоций. Недосказанность сыграла дурную шутку и вылилась в целый фонтан негатива.

Валенсия: Слушаю я всех.

Для меня это звучало, как отмазка. Меня уже было не остановить в безудержной ярости и обиде. Мой разум выдал то, что в спокойном состоянии я бы ни за что не напечатал.

Савиньен: Нет, Валенсия. Ты слушаешь других, а не меня. И не оправдывайся общественным мнением. Выбор был твой.

Каждое слово являлось сосредоточением моей злости и в каждой букве было такое количество яда, что им можно было убить сотню людей. И твое последующее за этим сообщение все, лишь, усугубило.

Валенсия: Выбор мой и косяк на мне и совесть будет мучать меня.