Взгляд василиска

– Как посмотреть, – не слишком вразумительно объяснил Марик. – Ты… Ты не мог бы отлучиться на час-два?

– Отлучиться? – Переспросил Вадим, лихорадочно соображая, что из подарков Рутберга следует с собой прихватить. – Да, конечно. Автомат брать?

– Нет, – усмехнулся в ответ Греч. – Не в этом смысле. Я просто хотел тебе предложить посидеть где-нибудь. Выпить…

"Дела!"

– Приезжай к нам, – предложил Вадим, решивший вопрос доверия еще накануне. – Полина спит, квартира большая.

– Ты серьезно?

– Вполне.

– Спасибо. А выпить-то у тебя…

– Есть у меня, что выпить, – остановил Греча Вадим. – И закуска найдется. Приезжай.

– Давай адрес, – не стал ломаться Греч.

Он приехал очень быстро – вероятно находился недалеко – но при том успел где-то отовариться по полной программе. На освобожденный по такому случаю кухонный стол были торжественно водружены две бутылки марочного перевара, [94]палка беловежской казы, [95]лепешки из белой муки, и картонные судки с горячими еще кукломой, [96]такошем [97]и шарбином. [98]

– Ну ты даешь, Марик, – усмехнулся Реутов, рассматривая этикетку на бутылке. – Двенадцать лет выдержки… Однако! Это мы же с тобой упьемся вусмерть.

– Не гони! – Отмахнулся Греч. – Что тут пить?

– И в самом деле! Ты что думал, у меня и угостить тебя нечем?

– Но кукломы-то у тебя нет, – улыбнулся Греч.

– Ну разве что, – согласился Реутов, который на самом деле, бог весть, сколько лет не пробовал настоящей хазарской кухни. – Ты где это все раздобыл?

– Места надо знать, – хмыкнул в ответ Греч, срывая с бутылки сургуч. – А посуда у тебя имеется или из горла, как на фронте?

– Имеется, – Реутов открыл настенный шкафчик и стал выставлять на стол тарелки, чашки и рюмки.

– Ну вот, – удовлетворенно подвел итог его трудам Марик, разливая перевар по граненым восьмидесятиграммовым рюмкам. – Это и называется семейный уют.

Глава 11. Как вас теперь называть?

Случается в Африке, что змеи собираются на пир возле издохшего мула. Вдруг они слышат жуткий вой василиска и поспешно уползают прочь, оставляя ему падаль. Василиск же, насытившись, снова издает страшный вой и уползает восвояси.

Элий Стилон

1.

Петров, Русский каганат,30сентября 1991года.

– Скажи, Вадик, – спросил вдруг Греч, подняв на Реутова совершенно трезвые глаза. – Сколько Полине лет?

– Эк тебя разобрало, Марик! – Вадим даже головой покачал, испытывая неприятное ощущение от того, что этот вопрос настолько заинтересовал старого друга. – Даже перевар не берет!

– А все-таки? – Настаивал Греч.

– Двадцать три, – нехотя ответил Реутов.

– А Зое двадцать семь…– С какой-то странной, совершенно ему неподходящей интонацией сказал Марик.

– Ну и что? – Удивился Реутов, неожиданно забыв, что и сам этой дурью маялся, и не так чтобы очень давно.

– А что, считаешь нормально? – Прищурился Греч.

– Ты ее любишь? – Спросил Вадим, сообразивший наконец, чем был вызван так непонравившийся ему вопрос.

– Да.

– А она… То есть, прости, конечно. Не хочешь…

– Не знаю, – ответил Греч и потянулся к бутылке. – Вернее, никак не могу понять.

– А ты не головой… – Предложил Реутов.

– А чем? – Усмехнулся Греч, разливая перевар. – Хером что ли?

– А вот пошлить не надо, – поморщился Вадим. – Ты ведь так не думаешь. Тогда, зачем?

– Не думаю, – согласился Марик. – Я ее… Ладно, проехали. Твое здоровье!

– За мое здоровье уже пили, – возразил Вадим, кивнув на пустую бутылку. – Давай, за то, чтобы ты перестал дурью маяться!

– Думаешь, поможет?

– А когда это водка русскому человеку любить мешала? – Пожал плечами Реутов. – Давай! За любовь!

Греч на это ничего не сказал, опрокинул молча рюмку, зажевал неторопливо шарбином, вытер губы и снова посмотрел на Реутова.

– Иногда мне кажется, что любит, – сказал он тихо. – И тогда, особенно если я нахожусь рядом, я совершенно схожу с ума. Ты такое можешь представить?

– Могу.

– А я нет, – покачал головой Греч. – Начинаю думать, анализировать… Может быть, ей просто одиноко и страшно? А тут я… И мужчина ей, наверное, нужен. Все-таки не соплюха, двадцать семь лет…

– А почему бы не предположить, что она тебя любит? – Осторожно спросил Реутов. – Какие у тебя, собственно, причины сомневаться?

– Понимаешь, Вадик, – Греч неторопливо закурил, выпустил дым, как бы держа паузу, чтобы собраться с мыслями. – Понимаешь, я тут прикинул на досуге, и вышло, что никто меня никогда не любил. И я никого.

– Ну и что! – Вскинулся Реутов. – Я вообще тридцать лет себя настоящего не помнил!

– Это другое.

– Ладно, – не стал спорить Вадим. – Пусть другое. Но представь себе, меня тоже никто не любил. Во всяком случае, я о таком не знаю. Была одна девушка… Еще до войны, так она замуж вышла, не дожидаясь моего возвращения. Потом еще одна, в университете. И тоже, представь, вышла замуж за другого…