Читаем Взгляд со звезд полностью

«Свидание с Рамой» Артура Ч. Кларка – пример того, какой силой обладает фантаст, создающий миры. Все произведение – словно генеральный план для творца; оно показывает нам чужой мир фантазий, в котором каждый кирпич уложен с восхитительной тщательностью. В этом романе, как и в «Космической одиссее», инопланетяне так и не появляются, но сам вымышленный мир способен завладеть нашим воображением. Если истории Верна заставили меня полюбить фантастику, то именно книги Кларка побудили меня сделать первые шаги к написанию своих произведений в жанре фантастики.

Три антиутопии – «1984» Джорджа Оруэлла, «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли и «Мы» Евгения Замятина находятся на периферии фантастики как жанра, но я увидел в них еще одно свойство фантастических произведений, а именно способность отражать реальность и вмешиваться в нее так, как современная проза в жанре реализма никогда не сможет делать. «1984» не занимает высоких позиций в мире литературы; его влияние в основном ограничено сферами политики и социологии. В этом году на конвенте в городе Чэнду несколько писателей даже заявили о том, что именно благодаря роману «1984» тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год не стал воплощением дистопии Оруэлла. Это, несомненно, преувеличение, но фантастика не только позволяет людям насладиться плодами воображения, но и обладает реальной силой, недоступной другим литературным формам. В ходе моей дискуссии с профессором Цзян Сяоюанем мы оба заявили о том, что в «1984» более светлый мир, чем в двух других антиутопиях, потому что в этой книге человеческая природа подавлена, но, по крайней мере, все еще существует. В мирах двух других романов человеческая природа растворилась в технологиях. В литературе реализма такую тьму выразить невозможно.

Если говорить о качестве прозы, то «Война и мир» Толстого и «Война и память» Германа Вука не находятся на одном уровне, но в данном случае я фокусируюсь на ситуацию с высоты птичьего полета, который характерен для обоих произведений. Оба автора создают панораму войны. В отличие от лирической и восхитительной литературы, которая следует за нитями отдельных чувств, подобные шедевры помогают нам осознать существование человечества как единого целого, и именно в этом и заключается перспектива фантастики.

«Путеводитель по науке» Айзека Азимова – это огромная штука, похожая на каталог, но я никогда не видел еще одной столь же системной работы, доступным языком объясняющей основы современной науки. «Космос» и «Драконы Эдема» Карла Сагана – еще два научно-популярных произведения, которые прибыли в Китай относительно рано, и хотя они выглядят немного устаревшими в свете более новых и свежих теорий, они все равно смотрят на науку через призму эстетики. Сегодня подобный метод не кажется необычным, но в начале 1980-х это реально открыло мой «третий глаз» и заставило его обратить внимание на науку.

Самая замечательная особенность «Эгоистичного гена» Ричарда Докинза – это его холодность, абсолютно ледяное спокойствие, с которым он описывает основные качества жизни. Даже если его выводы необязательно верны, он сообщает нам нечто важное: то, что мы не способны осознать, в чем состоит окончательная цель жизни в целом, человеческой жизни, мира и Вселенной. А «Освобождение животных» Питера Сингера, напротив, призывает нас подарить мир и любовь всем существам, а не только людям, и это точно так же заставляет нас взглянуть на человеческую цивилизацию с таких высот, о существовании которых мы и не подозревали. С какой стороны ни посмотри, обе эти книги очень даже относятся к фантастике.

Но самые научно-фантастические книги – это «Первые три минуты» Стивена Вайнберга, а также Last Three Minutes [ «Последние три минуты»] Пола Дэвиса. Вайнберг невероятно поэтическим языком описывает два предельных состояния Вселенной – рождение и гибель. Эти события очень далеки от реальности нашего современного мира, но, возможно, действительно имели место. Притягательность научной и научно-фантастической литературы заключается в том, что они могут переместить нас во время, в котором мы никогда не будем жить, и в те места, до которых мы никогда не доберемся. Мы должны признать, что в этом отношении наука добилась бо́льших успехов, чем фантастика. Каждая страна в мире использует самые смелые и самые величественные идеи, чтобы создать мифы о своем становлении, но ни один из них не является столь же величественным и шокирующим, как теория Большого взрыва в современной космологии. Эволюция живых существ столь романтична и наполнена такими поворотами сюжета, что по сравнению с ней истории о том, как Бог и Нюйва создали мир, кажутся плоскими и пресными.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки