Взгляд с нехоженой тропы

С четверть часа мне пришлось идти, увязая по щиколотку в тонком горячем песке, прежде чем достиг ближайшего от места высадки кустарника. Над ним — в одиночку и группами — возвышались деревья в большинстве неизвестных мне как биологу и энтомологу пород. Я выбрал самую высокую из групп в качестве ориентира и, медленно, напряженно выискивая взглядом редкости из местного мира насекомых, побрел вперед.

Через некоторое время человеческие следы на пляже этого экзотического островка стали казаться мне уже не свидетельством его обитаемости, а просто его случайного посещения людьми — до того все вокруг выглядело диким и нетронутым, предоставленным самому себе.

К центру острова кустарник стал гуще, но не настолько, чтобы сквозь него приходилось продираться. По-настоящему интересное все еще не встречалось, время у меня было ограничено, поэтому я всматривался под ноги и в ветви ближайших кустов все напряженнее. Это и позволило незнакомцу возникнуть передо мной неожиданно, словно привидению.

Сначала я увидел только его худые рыжеволосые ноги в грубых сандалиях, потом — заношенные шорты, из правого кармана которых торчала рукоятка крупнокалиберного пистолета, замызганную, с темными кругами под мышками рубашку цвета хаки и — наконец — худое, как он сам, лицо: рыжую нечесаную бороду, под которой угадывался длинный подбородок и — глаза: пронзительно голубые, прищуренные от слепящего солнца.

Я смотрел на него, оцепенев от неожиданности, чувствуя, как по мокрой от горячего пота спине поднимается холодок.

Так продолжалось, наверно, с полминуты.

— Что вы делаете на моем острове? — вдруг резко спросил он, быстро хватаясь за рукоять пистолета.

— Я?.. На вашем острове?.. (Лишь позднее до меня дошло, что — к счастью — он задал этот вопрос на английском.)

— На моем острове, — глядя по-прежнему с острой ненавистью, раздельно повторил он. — Острове, который я купил за свои деньги и который принадлежит мне до последней песчинки.

— Видите ли… — сказал я, стараясь тщательнее подбирать слова. — Я не делаю ничего плохого, то есть ничего, что могло бы нанести вам ущерб. Я — энтомолог, то есть изучаю насекомых, — пояснил я, боясь, что он не поймет. — Я только изучаю насекомых — и все. Меня интересуют только насекомые, и я не знал, что этот остров — ваша собственность.

Напряженность его позы немного ослабла, рука соскользнула с рубчатой рукоятки и вытянулась вдоль бедра.

— Значит, вы — ученый? Энтомолог? — спросил он сразу более спокойным тоном и даже как будто с долей интереса.

Мы стояли шагах в пяти друг от друга.

Он искоса взглянул на ветвь у своего плеча, быстрым движением снял с нее что-то и щелчком бросил к моим ногам.

Это была одна из многих разновидностей тропических бронзовок. Даже не нагибаясь, лишь посмотрев, я назвал ее по-латыни и сказал то, что принято говорить при классификации насекомого.

Удивительно, но незнакомец, казалось, понял все до последнего слова.

Теперь передо мной стоял уже просто неопрятный и издерганный человек, который о чем-то напряженно думал.

— Как вы сюда попали? — спросил он, наконец.

— Я из экипажа научно-исследовательского судна. Мы решили попутно ознакомиться с островом. С флорой и фауной вашего острова. На таких островах не так уж редки неожиданности.

— Да, да… я понимаю, — погруженный в свои мысли, пробормотал он, потом вскинул голову:

— Вы говорите с акцентом.

— Я не англичанин. Я русский. Это советское научно-исследовательское судно.

— Отлично… — опять задумчиво пробормотал этот странный тип. — И сколько вы намерены пробыть здесь?

— Еще часов пять—шесть. Может — восемь… Мне начало казаться, что я все же имею дело с сумасшедшим. С элементарным сумасшедшим, у которого из кармана шортов торчит рукоять крупнокалиберного пистолета.

— Так, значит, вы — ученый?

— Я уже говорил вам. Энтомолог.

Он снова надолго задумался.

Я, чувствуя какую-то непонятную дополнительную тревогу, внимательно посмотрел мимо него и вздрогнул, увидев сквозь негустой кустарник, метрах в пятнадцати, крупную западноевропейскую овчарку. Она неподвижно лежала, вытянув перед собой лапы и, часто дыша открытой пастью, неотрывно стерегла каждое мое движение. В нескольких метрах правее, едва различимая под низкими нависшими ветвями, пряталась другая овчарка. Я понял, что полностью завишу сейчас от чужой, непонятной мне воли. Еще я подумал: «Хорошо, что заметил собак. Они предохранили от глупости, на которую инстинктивно почти решился: если бы я решил его обезоружить — это стало бы последней глупостью в моей жизни…»

— Отлично! — сказал вдруг незнакомец и резко тряхнул кудлатой головой. — О’кей.

Он посмотрел на меня и обнажил в улыбке почти все свои желтые от никотина зубы.

Я машинально улыбнулся ему деревянной улыбкой, не понимая еще, в чем дело.

— Все хорошо, — сказал незнакомец с вымученной приветливостью издерганного и, может быть, в самом деле душевно нездорового человека.

Он подошел почти вплотную:

— Вытащите у меня из кармана пистолет и переложите в свой карман.

Я нерешительно выполнил его просьбу.

— Вот так-то лучше. Надеюсь, теперь вы меня не опасаетесь?

— Нет…