Взгляд из угла

Потом ей посчастливилось участвовать в грандиозном утопическом проекте Маршака - новая детская литература: если все научатся читать, и при этом каждый от младых своих ногтей будет читать только высококачественные тексты, то возникновение глупцов, не говоря о негодяях, считайте, предотвращено. И практический редакционный опыт внес поправку: пусть люди и тексты гениальны не все, но все могут быть спасены от пошлости - точностью. Фактической, психологической, грамматической. У всего на свете имеется идеальное словесное отражение, надо только его найти - получится правда. Требующая, опять-таки, крайне серьезного отношения к словам.

С этими-то, значит, идеями Лидия Корнеевна и встретила 1937 год. Ими поверяла, так сказать (как алгебру - гармонией), дальнейший славный ход событий.

Видение разбитого пулей человеческого затылка преследовало ее. И недоумение. И нестерпимый стыд за современников. И омерзение к образовавшейся прямо у нее на глазах новой породе - или касте - или классу: к ГБ. И неутолимое презрение к ее жирующим лакеям - сов. пишущей братии.

"Если бы кто-нибудь узнал, что я переношу каждый день, - сначала он очень удивился бы, а потом, вероятно, не понял бы, как это можно выносить. Я сама иногда удивляюсь и думаю - "как"? Откуда берутся силы? И потом догадываюсь, что оттуда же - от стихов NN , от всех стихов, от самой NN, от памяти о Мите, о Шуре, Тамаре, Зое, М.Я. Только память о "Горных вершинах", только вера в их существование, в их жизнь, могут сохранить жизнь мне под ежедневным натиском самоуверенной глупости.

И, конечно, любовь к Люше".

Жила практически в подполье, невидимкой - "как стакан, закатившийся в щель". На самом деле - как интернированный посол - чрезвычайный и полномочный - республики (затонувшей, островной) Русская Литература. В государстве с идеологией противоположной. Отменившем презумпцию человеческого достоинства.

Каждый день Лидия Чуковская составляла отчеты - и отсылала на свою несуществующую родину. Сообщала Герцену и Салтыкову (и чтобы дали знать Пушкину с Некрасовым), как обстоят тут дела. Каких успехов добились террор, цензура и пропаганда в деле развращения широких народных масс.

Занималась, по соц. законности говоря, шпионажем. В пользу мертвых гениев.

Сообщила - да! - всю правду, только правду, ничего, кроме правды.

И поэтому нынешние добродушные полагают, что Лидия Чуковская по своей роли была - всего лишь свидетель (допускают, что - добросовестный).

И над гробом не было сказано - во всяком случае, не сказал тот человек, от которого я ждал, что он это скажет, - что она придумала новый способ действий, единственно возможный для искусства в эпоху абсолютного торжества лжи: придать наблюдаемым лично фактам - самым обыкновенным фактам времени, то есть постыдным и ужасным - силу художественных образов. Равную причиняемой ими боли.

Попросту - написала последние страницы русской классики. С блеском и благородством. И закрыла ее.

2/4/2007 Песня западных славян

Скучно, я думаю, значиться в РФ министром культуры. Беспредметная должность - наподобие, предположим, смотрителя урочищ. Неудивительно, что исправляющий ее бедняга так обрадовался, когда митрополит старообрядцев придумал ему новое подразделение.

Комитет по борьбе с пороками - Госкомпор - держись, бюджет! Одних департаментов сколько: Гордости, Жадности, Трусости, Лени - всех не сосчитать, а каждому требуются руководитель, бухгалтерия, охрана, уборщица, пресс-секретарь. Это в центральном только аппарате, а вы прикиньте насчет филиалов на местах. И каждого сотрудника наделить правами человека и построить ему эффектный мундир. А там, благословясь, и за борьбу.

Однако ж не подрывая существующего строя. Который, как-никак, стоит на Любоначалии ("змее сокрытой сей") с Лицемерием. Хотя иногда они вступают в конфликт.

Вот, скажем, был такой чиновник Вешняков. Хотел жить, умел вертеться - одним словом, процветал. Пока неправильная трактовка Любоначалия не сыграла с ним дурную шутку. Впрочем, нельзя исключить, что и Тщеславие потянуло его за язык.

А дело было так. У него спросили: как бы вы отнеслись, если бы любимый начальник, послав Конституцию подальше, побыл с нами еще чуток? А Вешняков возьми и брякни - типа того что люблю в начальнике буквально всё, а особенно - его трепетную верность нашей дорогой Конституции. Лично мне, сказал, как человеку с высшим юридическим, это чувство необычайно близко.

И - абзац. Не говоря худого слова, Нижняя Говорильня мгновенно приняла специальный закон насчет необязательности высшего юридического там, где оно ни к чему, - и в настоящий момент даже неизвестно, на каком посту суждено Вешнякову оплакивать свою ошибку.

Зато ее учел предводитель Говорильни Верхней - прямо-таки бросился на трибуну; прямо-таки потребовал от имени широких народных масс: прекратить все эти разговоры про какие-то еще четыре года! Любимый начальник должен оставаться с нами лет как минимум пять, а лучше - семь, а потом еще раза три по столько же.

То есть конституировать надо беззаветно.