Читаем Взгляд и нечто полностью

А плохо то, что многие считают виновниками всего нас, русских. Оккупанты мы, и все! И в Чехословакии, и в Прибалтике, и в Средней Азии, и в Грузии, и на Украине.

И на Украине… Первый вопрос украинца эмигранта ко мне, русскому из Киева, — вы кто? «Великонеделимец» или за «незалежну» Украину?

Об этом уже писал. Придется несколько развить — дошли до меня слухи, что кое-кому кое-что не понравилось в первой части этих записок, там, где я об Украине пишу.

Подозреваю, что не понравился, сочли за клевету, мой рассказ о некотором увлечении возлияниями у нас на селе. Но на селе больше «свят», и «свята» эти, праздники, отмечаются всем селом, ни одной хаты с краю не остается. Да и без «свят» случается… Утром еще так-сяк, или по-украински «сяк-так», а уж к вечеру…

Будто в поддержку мне, моим рассказам, добралась до меня недавно, разными там окольными путями, «документальна новела з роздумами» (на украинском языке) одного моего друга с Украины. Новелла с размышлениями о некоем рядовом украинском совхозе и директоре его, хорошем, работящем дядьке, по фамилии Вояк. Картина вырисовывается интересная, хотя и грустная. Очень даже.

Приведу из нее, из этой новеллы, одну только крохотную сценку из главки «Клятi пережитки» (проклятые, значит). Не перевожу, и так понятно будет:

«В один з днiв знову сидiв я в кабiнетi директора. Покликав Вояк секретарку.

— Давай отих.

Увiйшли п'ятеро парубкiв — я ix примiтив ще в приймальнi бiля столика секретарки, тицяли якiсь папiрцi.

— Принесли об'яснительнi? — спитав директор.

Дружно протягли тi caмi бумажки. Вояк узяв, проглянув yci пiдряд, тодi розмашисто й бистро став на кожнiй писати резолюцiю. Я дививсь на хлопцiв. Один — худий, блiдний i наче iнтелiгентний, другий — с тонким красивим обличчям, спокiйно дивиться, обо чисто вбранi. Iншi трое — явно з перепою, в одного очи кров'ю залитi, аж згустки по битках, в другого подряпини на носi й на лоб!

— Ну, от так, друзi, — сказав директор. — 3iно, оце в приказ. Цьому — строгий виговор з останнiм предупрежденiем, чотирьох — на увольненiе. I щоб по общi духу вашего тут не було! Оце я зараз iду в район, повернусь о четвертiи — щоб жодного не стрiв.

Трое мовчки и незалежно залишили кабiнет — вони тут, виявляеться, пiсля того, як проштрафилися в райцентрi, попали пiд суд i дiстали условне покарання, вiдбували тут у «Комiнтернi» свiй условний строк i оце вже вiн скiнчився, та й в армii всiм трьом, дома вже, мабуть, повiстки лежать. Забув сказати: всi п'ятеро — шофери.

Той, що одержав догану, вклонився, дякуючи, i теж подавсь. А п'ятий лишився, став умоляти, пустив сльозу — i директор його «востание» простив, переписав резолюцiю.

Я зазирнув у тi «Об'яснiтельнi». Один повiз до райцентру зоотехнiка i, поки ждав, зустрiл дружка по армii, взяли по сто п'ятдесят, попав до мiлiцii. Другий саме ото и побився тодi пiсля свята з дружинником Володею пiд директоровим парканом. А трое условно покараних серед ночi завiтали до завгара з'ясовувать взаемнини, чимось вiн iх общив, завгар — парубок дужий, ножiв при хлопцях не було, та все-таки трое на одного, а пiд балабасом були добряче, то завгар до них не вийшов, а на ранок написав директоровi доповiдну. («Пiд балабасом» — то ще один сiнонiм до семантичного ряду «напитися», «нап'янцюватися», «нажлуктатись», «набратись», «нарiзатись», «надертись», «насмоктатись», «нализатись» — мабудь, iще згадаеться, коли посидiти, бо богато слiв для означення того чудового процесу видобув наш народ iз скарбниць мови своеi. «Ходити пiд балабасом», «набалабаситись» — це я тiльки тут почув.)»

И это не «свято», это будни. И как пишет автор (перевожу по-русски):

«Страшная картина. Две неделя в октябре 76-го пробыл я тут, в совхозе, и вот послушайте, сколько раз директор разбирался с пьяницами. И это все при мне, а сколько было и без меня… И не думай, читатель, будто совхоз, про который пишу, — исключительное явление по пьянству. Везде так, без исключения. Спросите: почему не обращают внимания, не пишут об этом корреспонденты, сельскохозяйственные делегации, которые кто туристами, кто по обмену специалистами гостят в наших селах? Ну, про это и спрашивать не стоит. Само собой, при иноземных гостях пьянство как-то прикрывают. И не только пьянство, а так еще выставить себя умудряются, что даже специалисты-агрономы живут и месяц в колхозе, и два, а разобраться в самой реальности не в силах…»

А я добавлю — и не только на Украине такое. В России, может, и пострашнее. На Украине хоть сало есть (всяк все-таки своего кабанчика «годуе» — кормит, значит), а закуска, как известно, дело серьезное — жир обволакивает стенки желудка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии